Мозг не воспринимал, что вот это мелкое чудище – мой сын. Моя кровь. Моя ДНК.

Пока я переваривал, «Добрыня», как ни странно, уснул.

Ночью операция «Вам пизда, салаги» не только продолжилась, но и перешла в активную фазу боевых действий.

Мы с Библиотекой пробовали все, что мать по телефону советовала. Хер нам. Он тупо орал. Орал до рассвета.

Так повторялось каждую ночь.

Часов с десяти – начало атак. К полуночи – эскалация конфликта. К трем – полномасштабная война, без права на переговоры. К пяти – изматывающий финальный штурм. Только в шесть-семь часов Всеволод выдыхался, еще немного пыхтел, словно убеждаясь, что миссия выполнена, и отрубался.

Все бы ничего. По факту мы с Библиотекой выносливые, держали нагрузку. Но она – после полостной операции, а у меня – служба. Спать по два часа в сутки, а потом ехать в отряд, где от скорости твоих реакций зависит не только твоя жизнь, но и жизнь товарищей – мягко говоря, херовая затея. Когда выпадали ночные, было чуть легче мне и гораздо хуже Библиотеке.

Волей-неволей пришлось подключать родственников. Почти месяц у нас то теща кантовалась, то моя мама. Перекрывали посменно. Потом, когда более-менее влились в ритм, снова на автономку перебросили.

***

Последняя смена в отряде ебанула по всем фронтам – и по телу, и по психике. Мало того, что всю ночь на выезде работали, так еще и двухсотого привезли.

Припарковался во дворе. Заглушил мотор. Еще минут пять в торпеду тупил, чтобы отпустить все.

Вдохнул. Выдохнул.

Выбрался из машины. Двинул к подъезду.

Мозг на автомате выцепил женское тело. Взбодрился. Послал по организму ток. Только когда шухер довел до полного боевого, увидел коляску. Потом и Библиотеку узнал.

Что с башкой?

Сжав челюсти, направился к жене. Она как раз обернулась, заметила меня. Держал себя, глядя на нее, но по критическим уже раздуло пульсом.

– Только не говори, что сама коляску вниз волокла, – кинул с глухим нажимом, как только оказался рядом.

Она опустила глаза и покраснела.

– Не сама. Женьку просила.

У виска дернуло жестче.

Щелчок.

Пауза.

Вдохнул. Замер.

Кровь полетела агрессивнее. Забурлила в груди, словно там скрутился раскаленный сплав из труб.

Выдохнул.

Заглянул в люльку. Батон спал и мирно жевал свои губы.

– Опять всю ночь орал? – прохрипел очевидное. Понял по красным глазам Библиотеки, едва подошел. Но она не подтвердила. – Че молчишь?

– Потому что не хочу жаловаться. Он ведь не просто так плачет, – шепнула то ли раздраженно, то ли прям обиженно.

А может, с банальной усталостью.

Никогда ее не понимал.

Посмотрел в лицо. Невольно задержался.

Острым жаром дало о себе знать то, что загорелось, когда она рожала. Никак не удавалось загасить. Вину, что ли, тащил. Как не гляну, кислород заканчивается.

– Давай погуляю с ним, а ты иди поспи, – бросил сухо.

– Ну что ты! – выдохнула почти с возмущением. – Сам с работы…

– Да я на бодряке еще полдня буду. Тем более, следующая смена только утром.

Библиотека подняла глаза. Заскользила по моему лицу с инспекцией, которую обычно перед выездом проводит командир. Только под его напором я не реагирую. А под ее – дрогнула кожа. И выступили пики повсеместно, будто мороз на адреналин лег.

– Так ты же голодный. Я там укутала плов…

– Не голодный, – отбил коротко. И без лишних слов забрал коляску. – Иди, спи.

Заметив, как она разомкнула губы, собираясь еще что-то сказать, двинул в сторону парка, тем самым тупо лишив ее этой возможности.

Ночью – броня, автомат и штурм. Днем – коляска, сопящий «Добрыня» и укачивания. Разящий контраст.

Делал все, чтобы мелкий партизан не заметил отсутствия матери. Потому что если он поднимет вой, наряд вызовут на меня.