– Наверное, кушать хочет… – предположила неуверенно. – Присмотри, пока я вымою и согрею руки.

И метнулась из спальни.

А я застыл, глядя на то, как малой надрывается. Из-за бесконечного рева мозги соображали туго, но в какой-то момент все же допер скинуть куртку и размотать кочан.

Сразу взять «Добрыню» на руки не смог. Растерялся. Без одеяла он оказался неожиданно мелким.

– Ты че, боец? – пробормотал хрипло, склоняясь над ним. – Да ты лютый, базара ноль, – выдал после того, как молодой скособочил лицо, зло фыркнул и поддал мощности в голосину. – Греет мать твою еду. Че ты орешь? Быстрее не будет, – пытался объяснить. Был ли эффект? Как холостыми стрелять. – Блядь… – сунул одну ладонь под затылок, другую – под спину. Двигался осторожно, будто разминировал фугас. В руках малой ощущался живым, теплым и пиздец каким хрупким. Весил, так по правде, меньше, чем мой разгруз. Как не навредить? От напряжения кинуло в пот. И сжалось все узлами. Сходу захотелось отложить, но заставил себя действовать. На морально-волевых. – Все, хорош. Свои, – просипел, прижимая к груди.

Дернув ногами, «Добрыня» резко скрутился в непонятный комок, чем напугал меня до усрачки.

Мать твою… Не упустить бы. И не сломать.

Распластав пятерню, которая заняла едва ли не всю площадь его спины, чуть крепче прижал. Чувствуя себя полным профаном, качнул.

И это, сука, сработало. Закончились и рев, и беспокойное ерзанье.

Но только я замер, слушая, как дыхание Всеволода становится тише, он вцепился пальцами в воротник моей рубашки, туда же ткнулся носом, поелозил губами, закряхтел и снова выдал такой силы ор, что я аж прикусил язык.

За грудиной щелкнуло. Встало наискось, как патрон при неудачной перезарядке. Заклинило намертво. Хоть бей, хоть зубами рви – хрен сдвинешь.

Я выдохнул. Перехватил. Снова качать стал. На этот раз без толку. Разогнал «Добрыня» голосину – не успокоить.

Спасение пришло в виде Библиотеки.

Она влетела в комнату, глянула на охуевшего меня и, расширив глаза, залепетала:

– Все… Давай мне…

Я еще не понимал, как с моей стороны должна выглядеть безопасная передача, поэтому порадовался, что сама забрала. Прижала к груди, села в кресло и начала что-то нашептывать, отключая сирену.

Я застыл как баран.

Но понял это, только когда Библиотека снова обратилась:

– Мне кормить нужно. Выйдешь?

Еще секунды две тупил, не догоняя, с какого хера мне выходить. А когда допер-таки, по телу, как по минному полю, где сработал один из снарядов, покатилась дрожь.

– Не вопрос, – прохрипел на пониженных. Прежде чем окончательно сдать пост, добавил: – Зови, если что.

И покинул спальню, закрывая за собой дверь.

Она позвала, когда захотела в душ.

Я замер. Почти не дышал. Но злой гном засек. Распахнул глаза, едва мать закрылась в ванной.

Взял его. Начал наматывать круги по комнате, будто на посту в ночном дозоре.

Сосать. Не унимался.

Еще и отрыгнул мне че-то на плечо. Никакого, блядь, уважения.

Я скрипнул зубами. Мрачно зыркнул на «Добрыню».

– Это что сейчас было? – спросил хмуро.

А он вдруг затих. Уставился на меня, явно врубаясь в ситуацию меньше моего.

– Ик… – звук и характерное дерганье повторялись с такой точностью, будто он по секундомеру работал.

Я выдохнул, замедляя покачивания.

– Пережрал, значит, – констатировал, глядя на мелкого диверсанта чуть мягче. – Ну ты, котяра, кадр.

Посмотрел на него внимательнее.

Почему мама сказала, что на меня похож? Где, блядь, общее?

Нет, ну если только методом исключения, потому как на Библиотеку он еще меньше похож.

Красный. Сморщенный. Злющий. Кулаки сжал, будто сходу по печени втащить готов. Чисто мобилизованный из утробы.