Реакция мгновенная – сильные пальцы сомкнулись на моих плечах, не позволив потерять равновесие.

Жестко. Непривычно.

Я тут же отшатнулась, в очередной раз сбив дыхание. Руслан тоже не мешкал. Придержав, двинулся в противоположную сторону. Без суеты, но достаточно быстро.

– Все взяла? – пригвоздил к месту своими черными глазами. То ли от этого взгляда, то ли от его парфюма… А скорее всего, из-за моего физического состояния, закружилась голова. В ванной, пока мылась, тоже такое пару раз было. – Мама говорила о какой-то карте.

Теперь мне казалось, что я сутки не ела. Развернувшаяся под ребрами озоновая дыра вызвала какую-то странную, не слишком настойчивую, но дико сосущую тошноту.

– Да… Я кинула в сумку.

Незаметно моргнула, стараясь сфокусироваться.

– И паспорт?

– Да. Тоже взяла.

– Тогда поехали.

Чернов развернулся и направился к выходу.

А я пошла следом, шагая, будто по пустоте. Будто пола под ногами не существовало. Будто сама я – тень, потерявшая вес.

10. Глава 9. Ты где-то там, выше золотых оков…

На сохранении я пролежала три недели. И если честно, за все мои двадцать два года ничего хуже со мной не случалось. Бессонные ночи, волнение о будущем, страх материнства и взвинченное состояние из-за вынужденной близости Чернова – все отошло на задний план и потеряло свою значимость, стоило мне лишь увидеть на мониторе аппарата УЗИ темное пятно отслойки плаценты.

– Нельзя расклеиваться, дочка, – шепнула свекровь, когда я разрыдалась. И обняла. Не для отмашки. По-настоящему. Неожиданно тепло. Поглаживая, утешала, как родная мать. – Будем сохранять. Слышишь меня, Мила? – приводила в чувства чуть более строгим голосом. Я, закусив губу, закивала. – У тебя в этом деле главная задача – лежать и слушаться врачей.

Когда мы вышли в коридор, сидевший у двери кабинета Чернов тут же поднялся. Увидев мое заплаканное лицо, заметно напрягся и резко перевел взгляд на мать. Не знаю, на что рассчитывал, но, услышав про угрозу, никак не отреагировал. Ни уточняющих вопросов не задавал. Ни эмоций не проявлял. Молча проводил меня вместе со Светланой Борисовной в палату, где уже суетился заботливый персонал.

– Ложись, красавица, – защебетала налаживающая систему медсестра. – Сейчас сделаем пару уколов, выпьем витамины и прокапаем тебя.

Я, естественно, подчинилась – скинула балетки и легла на узкую кровать. Чувствуя себя жутко неловко, встретилась взглядом с Русланом. В животе, где все это время росло гнетущее напряжение и усиливалась боль, стало, ко всему, жарко и тревожно, словно оттуда волнами расходилось что-то щекочущее и тягучее, скручивающее изнутри.

– Тебе что-нибудь нужно? – спросил он, явно желая поскорее сбежать.

– Я напишу, – выдавила, понимая, что озвучить свои просьбы не смогу. – Сообщением.

– Договорились.

И ушел.

Правда, через пару часов, прям посреди ночи, явился с пакетами обратно. Помимо заказанных мной вещей и предметов личной гигиены, привез фрукты и гранатовый сок.

– Сказали, для беременных – самое то, – пояснил свой выбор, стукнув костяшками по стеклу бутылки.

В палате клубился слабо рассеиваемый ночником полумрак. А тишина казалась чрезмерно глубокой. В связи с этим, когда Чернов склонился над кроватью, я так сильно распереживалась, что прям страшно стало. Страшно за ребенка, которого никак нельзя было волновать.

Во рту еще горчил пустырник, а мне чудилось, что я тону. Тону в черных глазах Руслана Чернова.

– Как себя чувствуешь? – пробился сквозь вату моего восприятия его густой и хриплый голос.

В моей груди все сжалось и, встрепенувшись, подпрыгнуло вверх. Сердце задержалось, заколотившись, как дурное, в горле. Кожа полыхнула жаром, но кисти стало ломить от холода.