Но она пришла, милая, необычная, свежая. Двигалась с подносом по его кабинету, и при каждом шаге ее полная грудь, обтянутая тканью платья, упруго подпрыгивала. Смотреть на грудь женщины — неприлично, но что он мог с собой поделать? Когда Ондина опускала взгляд, он поднимал свой и таращился, таращился, иногда даже не отдавая себе в этом отчета.

И за стол он сел только для того, чтобы выставить преграду между собой и этой странной девушкой. Сам ее позвал — и сам спрятался от нее за рабочими бумагами.

Ему было двести тридцать лет, он прошел войну, управлял армией, получал ранения, а тут вдруг ощутил себя глупым юнцом, не знающим куда деть руки. Да принц даже свой язык не мог взять под контроль: в присутствии человеческой служанки тот позорно заплетался.

Он, который привык отдавать приказы, мыслить четко и быстро, принимать судьбоносные решения за секунды, внезапно обнаружил, что не в силах связать двух слов.

А потом Ондина наклонилась, чтобы опустить на стол поднос с завтраком, и ее груди качнулись, оказавшись так близко к лицу Арквэна, что в ушах зашумело.

Дальше — хуже.

События стремительно развивались, в какой-то момент происходящее превратилось в фарс — и вот уже штаны Арквэна мокрые, служанка стоит перед ним на коленях и пылко трет через ткань его… его…

Какая удача, что за время их разговора чай успел остыть!

А может, лучше бы он был горячим…

Только неопытность и волнение не позволили Ондине заметить, как под тряпкой в ее руке вырос бугор. Арквэн не ожидал от себя такой реакции и не знал, что делать. Как скрыть свое состояние от невинной девицы? Как оттолкнуть от себя излишне старательные руки? Как угомонить бурю, поднявшуюся внутри?

Никогда с ним такого не было.

Он, как дурак, все еще держал пойманную в полете чашку, не разбившуюся только чудом. Лицо служанки было прямо напротив его паха. Ее пальцы задевали его мужскую плоть через ткань штанов, и эти прикосновения ощущались острее, чем самые искушенные ласки специально обученных жриц любви. Стоя на коленях, Ондина смотрела на него с приоткрытым ртом, нежным, алым, как лепесток розы, и глаза ее блестели от волнения, но можно было обмануть себя и представить, будто — от страсти.

— Но я хочу.

Он так глубоко упал в порочные грезы, что едва не застонал от этих двусмысленных слов.

Но я хочу…

Хочу, хочу…

Тебя…

Возвращая его к реальности, за спиной раздался грозный рык друга.

— Что здесь происходит?

В спальню размашистым шагом вошел генерал Канаган. При виде своей личной служанки, стоящей перед Арквэном на коленях, он в ярости сдвинул черные брови. Принц поспешил отстраниться. Повернувшись к другу спиной, он торопливо застегивал распахнутую мантию: плотная ткань должна была скрыть возбуждение. Член пульсировал, ныл, болезненно упирался в пуговицы ширинки и не думал опадать даже сейчас, в этой неприятной ситуации.

— Сверр, сина Ондина пролила на меня чай и пыталась устранить последствия своей неловкости.

Оборотень позади угрюмо сопел. Приведя себя в порядок, принц обернулся к нему и попытался приветливо улыбнуться, но собственное лицо показалось резиновой маской.

Рыжая служанка стояла, опустив глаза в пол, и кусала нижнюю губу, чуть более пухлую, чем верхняя.

— Что она вообще здесь делает? — прорычал Сверр. — Я же просил направить ее ко мне.

— Я и собирался, — Арквэн сунул другу в руки пустую чашку, и тот покрутил ее с недоумением. — Просто…

— Что просто?

— Хотел проверить, насколько хорошо она будет справляться со своими обязанностями.

О Великие, как же глупо он себя чувствовал! И сам прекрасно понимал, насколько абсурдно звучат его слова.