Олдрик Ниарр Эльгхейс, поборниксправедливости и чести, похрюкивая в пьяном угаре, катал на спине карлика-шута. Каждый его хрюкающий визг вызывал восхищение у придворных и порождал волну тостов за его здоровье и долгие годы правления. Не мысленно!

Но то, что должно было вызвать презрение, вызвало на лице Райнхарда лишь кривую ухмылку. Либо Олдрик – презренный говнюк, каких поискать, либо – хитрейший сукин сын. Хотелось верить, что второе, иначе Райнхард зря проделал весь этот путь.

– Милорды и миледи, а теперь – прятки! – крикнул Олдрик, опрокинув в себя очередной кубок с вином и окропив золотистый камзол красными каплями. Он пару раз хлопнул в ладоши, привлекая к себе внимание, пнул шута, которого только что возил на плечах, и, пошатываясь, обвел зал осоловевшими глазами:

– Правила не изменились: тому, кого я найду последним, будет дарован… – Он на секунду задумался, выдерживая многозначительную паузу, от которой все присутствующие подались вперед. – Будет дарован…

– Что, Ваше величество? – не удержалась одна из девиц.

– Титул! Выше того, что имеется сейчас!

По залу тут же пошёл благоговейный шепоток, и благородные господа, радуясь, что могут просто так, без каких-либо заслуг, возвысить свой род, хохоча, стали спешно покидать тронный зал.

Олдрик хмыкнул, расплылся в глуповатой улыбке и, жестикулируя указательным пальцем с увесистым родовым перстнем, словно в его голове играла невидимая мелодия, рухнул на ступени возле неказистого громоздкого трона, высеченного из куска цельной породы.

Зал опустел в мгновение ока, и давящая тишина опустилась на плечи Райнхарда. Он шагнул вперед, порывом ветра закрыл за собой тяжелые двери, отсекая возможность не в меру любопытным помешать ему, подошёл к королю, который завалившись на ступеньку, собирался вздремнуть.

Неопрятный вид, недельная щетина и круги под глазами делали короля Варака жалким. Альх даже стал сомневаться, что в мужчине, лежащем у его ног, осталось хоть что-то от того полного амбиций парня, жаждущего перекроить мир.

Не церемонясь, Райнхард ощутимо пнул Олдрика под зад. А когда тот, не удержавшись, рухнул на бок, теряя корону с зелеными камнями, для лучшего пробуждения выплеснул ему на голову вино из кубка.

Не сразу сообразив, что происходит, Олдрик закашлялся, часто заморгал и, вытащив из-за пазухи клинок, стал дико озираться по сторонам, словно на его жизнь покушались:

– Кто здесь?

Райнхард откинул капюшон:

– Убери зубочистку, еще поранишься.

Олдрик попытался встать, но, поняв, что не в состоянии сделать это, остался на ступенях, задрав голову кверху. Некоторое время он щурился, словно пытаясь поймать фокус, но и в этом не преуспел и, еле ворочая языком, потребовал:

– Назови себя!

– Милорд, – в зал из потайной двери за троном вбежал запыхавшийся Еремиас, – это Райнхард, стихийник!

– Стихийник?

– Быстро же ты меня забыл.

Олдрик вновь посмотрел в глаза Райнхарда, грозно свёл брови и, стукнув кулаком по ступеньке, рявкнул:

– Долго же ты обдумывал мое предложение!

– А-а, значит, всё-таки не забыл!

 – Да твою рожу не забудешь и в страшном сне! Убирайся! Ты мне больше не нужен! Проваливай!

– Милорд, но…

– И ты, Еремиас, проваливай, и чем дальше, тем лучше, старый шарлатан! – Олдрику всё же удалось привстать, но удержаться долго в таком состоянии не удалось: его потащило в сторону. Райнхард бы с удовольствием остался стоять в стороне, что бы посмотреть как горе король споткнувшись о свои же ноги расквасит свое смазливое лицо об каменный пол, но всё же поймал Олдрика за предплечье.