— Грязными руками ты тоже не ешь?

Нет, я совсем не из-за этого пялилась на тягучий сыр — просто как-то иначе представляла себе свой гавайский экспириенс. Но Харт все равно вытащил из карманов плавок маленький санитайзер, который купил на кассе в аптеке. Я протянула ему руки — кажется, они чистые, потому что он так ничего и не дал мне тронуть, все делал сам, и я реально была тронута его заботой. Теперь бы еще пушистый подарок довести в целости и сохранности. И пиццу с ананасом в желудке. Я с трудом, но все же осилила всю пиццу и сумела даже не заржать вместе со всеми, когда мы вытаскивали дерево на взлетную полосу. Двое работников, занимавшихся багажом, вызвались помочь, хотя по их лицам было более чем понятно, что в них проснулась не человечность, а животное любопытство: мне вот тоже интересно, как мы пристегнем дерево в салоне самолета. Самолет оказался совсем не маленьким, хотя я и могла дотянуться рукой до макушки кипариса.

— Веселого Рождества! — ребята помахали нам шаловливыми ручками, а диспетчеры пошли еще дальше:

— Рождественская елочка, ваша полоса…

Может, и я на Гавайях заражусь их чувством юмора, а то у меня берут верх какие-то совсем иные чувства. К этому стриженному чучелу — да не может такого быть! Он просто не похож ни на кого, кого я раньше знала. Во мне тоже взыграло любопытство. Не более того. Или запах ананаса кружит голову похлеще взлета и посадки. Ананасом туалетная вода не пахла — либо я просто не знаю пока, как пахнут гавайские ананасы. Но запах был тонкий, как и грань, которая отделяет меня серьёзную от меня же в образе влюбленной дурочки.

Ну так я просто позаимствовала у Сесны крылья. Зачем они ей на земле, а мне так идти легче. Вернее скакать. Я даже не поняла, как вдруг побежала за Хартом, который ускорил шаг, чтобы скорее избавиться от тяжелой ноши, оттянувшей ему плечо. В аэропорту Молокая ему никто не помог. Его только облаяли. Да где же этот чертов хозяин этой несчастной псины? Я бы одурела целый день на привязи. Хотя здесь все на привязи — вокруг океан и ничего больше.

— Джулия, лови!

У внедорожника были открыты обе двери, чтобы можно было встать на приступок и дотянуться до крыши, чтобы перехватить эластичный ремень и закрепить карабин на поперечине.

Харт потряс елочку — та крепко держалась на крыше.

— Знаешь, я отговаривал Найла от покупки внедорожника, — улыбался Харт все еще с крыши. — Большие колеса и высокая посадка нужна только у нас на острове из-за лавы. Тут наоборот чем компактнее машина, тем удобнее ездить, но… В нем намертво засел калифорниец. Но сейчас я этому рад — иначе бы как мы везли елку…

— И без самолета. Это тоже в нем калифорниец говорит?

— Нет, мой второй дед… Я первый начал летать. С приятелем Джеффа. Дядька летал из наших гор на работу в Сан-Франциско. Найлу было страшно отпускать меня с посторонним человеком. Он всю жизнь проработал фоторепортером и знал почти всех пилотов спасательных служб. Они научили его летать, и он брал ради меня самолет в рент, а потом уже на Гавайях купил себе личный. Вернее, купил его для меня, но я отказался. Сказал, что он для меня слишком навороченный, а я привык к полной механике. Тогда он подогнал мне мою развалюху, вбухав немало бабла в ее ремонт. Хотя тут хорошо следят за самолетами. Их держат либо бывшие пилоты, било фанаты неба. Я не то и не другое. Для меня самолет просто средство передвижения, и я с легким сердцем избавился от своей древней Сесны, посчитав, во сколько обходится на ней один полет в год.

Он наконец спрыгнул на асфальт и предложил мне сесть в машину.