— Пойдем, — сказал Харт, должно быть, сам себе, но не сдвинулся с места.

Я-то в его объятьях даже рукой не могла пошевелить. Если он вознамерился выжать из меня все соки, то часть уже потекла у меня по спине — пока, к счастью, без нежелательных ароматов.

— Пошли…

И вот я получила свободу: возможно, и долгожданную, но как-то уж совсем нежеланную. В плену осталась только моя правая рука, и ей завидовало все остальное тело. Мы сделали несколько шагов в противоположную от машины сторону и ускорили шаг — впереди маячила красная красная вывеска с кричащим названием: длинные лекарства или все же наркотики? Отличное название для аптеки. Впрочем, это не была совсем уж аптека. На входе под козырьком не зря стояла вереница из красных тележек. Первым делом я уткнулась носом в огромные пирамиды из жестяных банок с рождественскими сюжетами — печенье, вестимо. На дальней стене действительно значилась вывеска «аптека», а так тут можно было купить все, кроме… Ну, наверное, таблеток для очистки бассейна: Харт несколько раз прошелся между стеллажей со стиральными порошками и прочими моющими средствами: большинство названий, как ни странно, оказалось для меня знакомыми по питерским магазинам.

— Не могу найти! Погоди…

Я покорно стояла подле Харта, держа в руках пустую корзинку, пока продавец посылал нас в нужном направлении.

— А тебя в аэропорт-то пустят с этим средством? — решила уточнить я на всякий случай, а то вдруг Харт забыл, что он не на машине.

Харт улыбнулся:

— Это ж таблетки, а не белый порошок.

Он забрал у меня полную корзину и пошел в ряд соков:

— Ананасный к гавайской пицце не предлагаю. Возьмем маракуйю? Или лиликой? Или пэшн-фрут? — перечислял он с улыбкой в надежде, что я заткну его, а я не затыкала: пусть проверяет мою память, сколько влезет!

— Предпочитаю три в одном!

— Отлично! Сейчас… Это в другом ряду.

Сунув в корзину две бутылки сока, он шагнул в другой ряд. За зубной щеткой? Нет. За кремом от солнца? Тоже нет. За… Продавщицей, которую попросил открыть стеклянный шкафчик с духами.

— Забыл про четвертый ингредиент — спирт!

Он протянул мне розово-желтую коробочку, на которой был нарисован ананас и розовый цветок.

— На цену не смотри…

Но я уже посмотрела — двенадцать баксов.

— За эту цену только здесь можно купить. Вне Гавайев цена на эту туалетную воду подскакивает до сороковника. Тебе понравится, я уверен.

Я сжимала коробочку в руках, не зная, как реагировать. Понятное дело, он не позволит мне заплатить — наверное, Лара научила его, что русские девушки за себя не платят. Но он что, извиняется за дешевый подарок? Так по российским меркам ничего дешевого в нем нет.

— Тут не разрешат открыть, но ананас и пэшн-фрут, да еще с ароматом его цветения не могут не понравиться. Это истинный запах Гавайев и гавайских девушек.

Только не намекай, что от русской сейчас пахнет не очень. На удивление я с тобой даже не вспотела! Хотя могла даже сдохнуть!

— Скоро и цвет кожи изменю, — выдала я, не зная, как еще отвести от себя изучающий взгляд дарителя. — А про орешки ты забыл?

— Помню, — усмехнулся Харт. — Только не знаю, как объяснить тебе, что макадамия с луком и чесноком вкуснее макадамии в меде.

— А мне объяснять такое и не надо — сухарики с луком мои любимые. Где твои орешки?

— Да понятия не имею! В каждом сетевом магазине своя раскладка товаров и свой ассортимент. Но сосульки рождественские я тебе не предлагаю. Лара говорила, что это гадость и заговор дантистов.

— Точно! Лучше орешки с луком. Так где они?

Мне уже хотелось, чтобы мы двинулись с места, но подошвы кроссовок Харта будто приклеились к полу. Тогда я сунула неоплаченный еще подарок в корзинку, которую он держал на весу, и Харт тут же завернул за угол, и мы прошли мимо искусственных рождественских венков и коробок с разборными елками.