— Извини. Я больше не буду.

Сказал голосом нашкодившего ребенка. Но и у меня сейчас не получится отреагировать голосом взрослой тетки.

— Что не будешь?

Харт смотрел в никуда.

— Целовать тебя, если ты этого не хочешь.

Сказал и так и не повернул ко мне головы, зато нервно облизал губы.

— Можешь списать это на нервы. Мне реально плохо. И я не хочу вываливать это на тебя еще и таким образом. Забудь! Пошли!

Он распахнул свою дверь и вывалился на улицу, точно у него пылала спина. Не думаю, что мой взгляд мог воспламенить футболку. Если бы я прижалась к нему щекой, то от нее могла бы загореться ткань, но… Я сидела, как статуя, даже не сообразив воспользоваться пассажирской дверью — нет, дверью ко-пилота. Что-то я совсем не чувствую себя на земле…

25. Гавайская ёлочка

Харт ушел от меня в прямом смысле этого слова — даже руки не подал, не обернулся — пришлось догонять его с рюкзаком в руках, не теряя даже секунды на то, чтобы закинуть рюкзак за спину. Я следила за спиной Харта — весь аж сгорбился. Если бы я не впала в ступор и ответила на его поцелуй, он бы шел сейчас с расправленными плечами. Или же выросшие крылья так же настойчиво тянули б его к земле? Но я не ответила, я до сих пор находилась в состоянии шока — но ведь именно этого он и добивался, словно боялся любого моего ответа.

— Харт, подожди!

Он остановился, но не обернулся, и руки не подал, но я успела освободить свою от лямки рюкзака и теперь шла с расправленными плечами, хотя сума за моей спиной была пустой. Ну, это, если не считать, сколько мегабайт сожженных нервов весит фоторепортаж этого утра…

Харт совсем перестал быть джентльменом. Ладно — я и без всяких рук всю жизнь в автобусы забиралась. Этот аэропорт очень напоминал калифорнийский. Во всяком случае духа тропической деревни пока не чувствовалось. И народ вокруг явно ехал на отдых, а не домой. Даже очередь на съем машины нам пришлось отстоять, и все так же молча.

— У меня нет с собой телефона, но я помню наизусть код подтверждения, — Харт наконец добрался до стойки и встал в позу. — Я в комментарии написал, что собираюсь привезти на ней елку. Точно у этой машины есть багажник? Да, я все понял про дополнительную чистку машины. Через четыре часа мы ее вернем. Я не буду переносить вылет, вот…

Он достал из кармана скомканную, но не влажную бумажку и показал девушке за стойкой.

Я смотрела в пол и мысленно просила себя не перебирать ногами, будто я тону и пытаюсь удержать на плаву. Да, у меня захватило дух и до сих пор не отпустило. И я не знаю, как снова оказаться с ним в консервной банке, пусть теперь и без крыльев, но зато на четырех колесах. В голове шумело так, будто я наглоталась этих самых колес…

Харт снова повел себя не по-джентельменски: первым сел за руль и пристегнулся. Я пристегнулась сама.

— Полчаса дороги. До фермы такое же расстояние, как пересечь Молокай от края до края.

Я просто кивнула и уставилась в окно: зеленые пальмы и серый цемент крытых гаражей или каких-то других похожих на них приземистых зданий не мог увлечь мое воображение, но смотреть на Харта я боялась. Пусть на дорожных знаках ограничение скорости установлено всего в пятнадцать миль, но не зря, наверное, говорят, что именно на маленьких скоростях разбиваются насмерть, а перед нами ехало несколько машин. Пусть и поменьше нашей.

Разрешенная скорость довольно быстро поднялась до тридцати пяти миль в час, а на часах было уже почти одиннадцать. Харт перехватил мой взгляд.

— Мы все успеваем.

И снова тишина. Одна полоса скоро превратилась в три, но вокруг дороги как была зеленая растительность, так и осталась. До самой фермы так и будет? Вскоре на возвышенности впереди нас замаячили какие-то домики, а вдоль дорог появились парковки торговых центров — это чем-то напоминало дорогу в наш питерский аэропорт. Летом, конечно, хотя у нас на дорогах больше машин и намного больше цивилизации вокруг.