Я кивнула. Он тяжело выдохнул, смешно раздувая щеки, хотя мне смешно не было. Как-то вот совсем не было…

— Не думал, что это сумасшествие заразительно, если дышать с русским одним воздухом. Ты поела?

Я кивнула.

— Тогда я могу это сказать. Знаешь, про эту дурацкую гавайскую болезнь с сыпью врачи говорят, что ни в коем случае нельзя убирать за больным дерьмо голыми руками… Дурацкое предупреждение, не находишь?

Я кивнула на автомате, даже не пытаясь въехать, о чем он тут толкует.

— Ну кто будет делать это голыми руками… Я не понимаю, как мой дед, абсолютно здравомыслящий до недавнего времени человек, влез по уши в ваше русское дерьмо. Вот не понимаю…

— Где Найл? — отчеканила я, чувствуя, как у меня окаменела шея под гордо поднятой головой.

Хотелось добавить: зачем ты его отослал?

— Пошел таблетки принять и фотоаппарат отнести. Пообещал еще скинуть тебе фотки для мамы.

Я снова машинально схватилась за телефон. От Найла действительно было сообщение, но пришло оно намного раньше начала этого неприятного разговора. «Не обращай на Харта внимания. Ему жизненно необходимо быть центром внимания. Любой ценой!»

Это точно, но не унижением же собеседника!

— Он вернется за стол? — спросила я абсолютно бесстрастным тоном.

Мои героини могут казаться спокойными в любых ситуациях — чем я-то хуже?

— Да, вернется. Обещал. Я не хочу говорить за него. Я брезгливый. Очень. Боюсь, у меня нет такого мыла, чтобы вымыть руки после дерьма Регины. Тебя мне тоже, наверное, придется неделю отмачивать в океане, если ты не попросишь тут же отвезти себя в аэропорт. Но я хочу сразу сказать, что мое приглашение на ферму остается в силе. Только, конечно, при условии, что ты заблокируешь номер Регины!

Я схватила телефон, но не для того, чтобы исполнить его просьбу, а он снова звякнул. Харт сидел слишком близко ко мне, но я не стала убирать телефон из его поля зрения. Это наши общие фото. Крупного плана нет, что странно для телевика — моя помятость не видна. Сейчас я зевнула — против воли и не успела прикрыть рот кулаком.

— Хочешь пойти спать? Оставим разговор на завтра?

Я не успела ответить, теперь зазвонил телефон Харта. Он долго смотрел на экран, потом поздоровался твердо и по-деловому. Можно не слушать, можно отправить маме фотку, на которой я одна с ножом над несчастными помидорчиками…

Харт выругался — так, что я чуть не выронила телефон. Он свой выронил. Нет, швырнул — прямо на каменный пол. Айфону каюк? Да никаких сомнений!

— Что ты сделал?

Этот вопрос задал вернувшийся Найл, не я. Но я раскрыла уши, как локаторы.

— Я сказал ей не звонить! — закричал Харт, вскочив так, что чуть не сдвинул тяжелое кресло вместе со мной. — Я блокирую ее, она звонит с телефона мужа. Потом с телефона детей! Теперь, похоже, друзей подключила…

— Харт, при чем тут был телефон? Где ты сейчас купишь другой?

— Мне не нужен другой! Я в отпуске. А сейчас… — он смотрел себе под ноги на лежащий на камне телефон. — Зато Мелоди больше не позвонит.

Найл подошел к внуку и сам поднял с земли телефон. Провел пальцами по его раскуроченному корпусу и экрану.

— И так надо было разбивать телефон? Это, наверное, очень взрослый поступок… Наверное… — качал головой дед.

— Я разбит и поломан! — закричал Харт на весь остров, тыча себя в грудь. — А тебя волнует какой-то сраный телефон? Или тебя вообще ничего не волнует? Даже то, что твоя внучка приглашает на Рождество человека, убившего ее мать?

— Харт!

Найл побелел. Сравнялся лицом с волосами. Не думаю, что я была в тот момент краше. Зато сидела ровно и не шевелилась. Ровно вполоборота к Харту, потому что распереживалась за судьбу телефона. Дура!