Глаза все ещё блестели, голос все ещё дрожал.

— Что ты хочешь под ёлку? — спросил Харт просто и снова получил по роже подушкой.

— Чтобы ты заткнулся и не говорил, что у меня все хорошо, а у тебя все плохо! — выкрикнула я и стиснула губы.

— В той же анкете было приветствие: добро пожаловать к нам в дом, надеемся, вам у нас понравится, — проигнорировал Харт мою просьбу заткнуться. — Я очень на это надеюсь. Ну и на то… Что ты попытаешься построить со мной отношения. Гавайцы называют это охана — семья как маленький мирок. Мой, кажется, сузился до одного человека, меня самого. Ты не представляешь, каково это сознавать.

— То есть ты настаиваешь на том, чтобы я тебя пожалела?

— Ни в коем случае! — теперь между нами была подушка.

Харт держал ее, точно щит, а я растирала до красноты получившие свободу пальцы.

— Просто поверь, что я с тобой не из-за Найла. И я тебя не развлекаю. Я просто… Просто хочу быть рядом… Ну и заодно хочу тебе понравиться.

— А я хочу спать. Спокойной ночи!

Я подскочила и чуть не перекувырнулась через ногу Харта в голубых шлёпках. Он не ставил мне подножку специально, но намеренно поймал меня за локоть.

— Только не запирайся, ладно? И вообще не закрывай дверь. Так я буду знать, что ты не плачешь, договорились?

— Я не собираюсь плакать! — вырвала я руку. — У меня же все окей, разве нет?

— Сладких снов, Рябина. Встретимся за завтраком.

— Непременно. Часов в пять утра.

— Как получится. Может, и в четыре. Я не против.

32. Традиционное утро

— Мам, у меня действительно все хорошо, — прошептала я в телефон, когда на очередное мое текстовое сообщение мама заявила, что я что-то от неё скрываю, раз не показываю личико.

Точно: разницу во времени, гомон птиц за окном, рокот океана и тишину в доме. Вот, что я скрываю!

— Мама, ещё шести нет. Я не могу говорить в полный голос, когда все спят.

Мне, наверное, и шептать нельзя было: за стенкой послышалось шевеление, и вот Харт уже собственной персоной стоял в дверях. Господи, он не раздевается ночью? Так вот в шортах и спит, потому что утром лень одеваться. Или в казармах так принято?

Я поправила на коленях простыню и сказала в телефон уже обычным голосом:

— Мам, когда у тебя вечер, у меня утро. Это так просто — ничего считать даже не надо.

Мне не надо было отвечать на ее сообщения, но я проснулась в четыре утра и сначала лежала тихо, как мышка, понимая, что предложение позавтракать вместе в четыре утра со стороны Харта не было шуткой. Потом я перешла к следующей части утреннего ритуала — съела шоколадную конфету с апельсиновой начинкой. А потом полезла отвечать на комментарии к романам и начала отбрыкиваться от неуемного любопытства Кошки и наконец от мамы, которая поймала меня онлайн.

— Мам, я тебе позвоню твоим утром, моим вечером, идёт?

Только Харт никуда не шёл.

— Ты уже проголодалась? — спросил он, лишь только я положила телефон на тумбочку.

— А ты?

— По общению, — улыбнулся Харт. — Спустимся в кухню? Сегодня жуткий ветер, так что завтракать во дворе даже не предлагаю. Но могу и внутри дома приготовить тост, яйца, папайю… Бекон хочешь? Или котлету?

— На завтрак?

— Ну, завтрак иногда может оказаться единственной едой до самого вечера. Впрочем, сегодня жуткий ветер… Я не думаю, что мне стоит куда-то тебя тащить. Если только на другую часть острова в надежде на солнце.

— Я думала, это только к Большому Острову относится…

— К любому… Острову… Можем просто нарядить ёлку и посидеть на пляже. Может, увидим рыбок… Купаться не предлагаю. Думаю, там стало совсем по колено.

— Где?