Позже, когда пьянство стало совсем уже беспробудным, подошел Аристотель и прогнал своих мальчиков в спальни.

– Дафай пройдемся, чтобы осфежить голофы, Зандрас, – предложил он, – а затем тоже отправимся спать. Эти македонцы пьют как губки, я не могу с ними тягаться. – Снаружи он сказал мне: – Аттал думает, что ты персидский шпион.

– Шпион? Я? Во имя Геры, почему?

Молча я ругал себя за глупость завести себе врага без всякой нужды. Научусь ли я когда-нибудь иметь дело с этим проклятым человеческим родом?

– Он гофорит, что никто не может пройти через всю страну и ничего о ней не узнать, как ты утверждаешь. Следовательно, ты знаешь больше о Персидской империи, чем притворяешься, но хочешь, чтобы мы думали, что ты не имеешь с ней ничего общего. И зачем бы тебе так притворяться, если у тебя нет какой-то враждебной миссии?

– Перс может бояться предубеждения против персов среди эллинов. Не то чтобы я был персом, – поспешно добавил я.

– Нет нужды опасаться. Много персов живут в Элладе и не подвергаются преследованиям. Возьми хотя бы Артабаза и его сыновей, которые живут в Пелле, они сбежали от своего собственного царя.

Наконец мне в голову пришло очевидное алиби, хотя и слишком поздно.

– На самом деле я прошел еще дальше на север, чем я сказал. Я обогнул Каспий и Эвксинский Понт с севера, так что я не пересекал владений великого царя, не считая бактрийской пустыни.

– В самом деле? Почему же ты так и не сказал? Если это прафда, ты разрешил один из наших самых жарких географических диспутов: является ли Каспий внутренним морем или заливом Северного океана?

– Я боялся, что никто мне не поверит.

– Я не знаю, что и думать, Зандрас. Ты очень странный человек. Я не думаю, что ты перс, потому что у персов отродясь не было философов. Хорошо, что ты не перс.

– Почему?

– Потому что я ненавижу персов! – прошипел он.

– В самом деле?

– Да. Я бы мог перечислить все дурное, что сделали люди великого царя, но довольно и того, что они предательски захватили моего любимого тестя, пытали и распяли его. Люди вроде Исократа говорят об объединении Эллады для покорения Персии, и Филипп может попытаться сделать это, если проживет долго. Надеюсь, что проживет. Однако, – продолжал он другим тоном, – я надеюсь, он сделает это, не втягивая города Эллады, потому что кладезям культуры не место в распрях между двумя тиранами.

– В Индии, – сказал я нравоучительно, – нас учат, что национальность человека ничего не значит, а только его личные качества. Люди всех наций бывают хорошими, плохими и никакими.

Аристотель пожал плечами:

– Я тоже знал добродетельных персов, но это разбухшая империя-монстр… Ни одно государство с количеством граждан больше нескольких тысяч не может быть цивилизованным.

Не было проку рассказывать ему, что большие государства, какими бы раздутыми монстрами он их не считал, будут постоянно присутствовать на карте в будущем. Я пытался реформировать не узкий взгляд Аристотеля на международные дела, но его научную методологию.

На следующее утро царь Филипп и его люди, а также шестеро учеников Аристотеля поскакали в Пеллу. За ними следовал караван груженых мулов и личные рабы мальчиков.

Аристотель сказал:

– Будем надеяться, что случайно пущенный из пращи камень не размозжит голову Александра, прежде чем он реализует свои задатки. У мальчика талант, и он может далеко пойти, хотя управлять им – это все равно что пытаться пахать на диком быке. А теперь давай снова рассмотрим вопрос об атомах, мой дорогой Зандас, о которых ты наговорил столько всякой ерунды. Во-первых, ты должен признать, что, если атом существует, должна также существовать и часть его. Следофательно, нет такой вещи, как невидимая частица…