– А что рассказать?

Я икнул – вино начинало действовать и на меня.

– Как солдат, я хочу узнать об индийском воинском искусстве. Как там с подготовкой боевых слонов.

– О, мы умеем гораздо больше, чем это.

– Это как?

– Мы поняли, что слоны как таковые, несмотря на свой размер, это довольно ненадежные животные для войны, потому что часто пугаются и затаптывают собственные войска. Поэтому философы Паталипутры сделали искусственного слона из стали со скорострельными катапультами на спине.

В своем помутившемся сознании я представлял бронированные военные машины моего времени. Не знаю, с чего я вдруг начал рассказывать Атталу эти сказки. Частично, я предполагаю, чтобы не возвращаться к вопросам о Персии.

Отчасти же это происходило от естественной антипатии между нами. Из истории известно, что Аттал не был злым человеком, хотя временами бывал безрассудным и глупым. Меня раздражало, что он думал, будто может прощупать меня тонкими вопросами, которые были тонкими, как примерно тонна кирпичей. Его голос и манеры говорили за себя так же, как и его слова: я хитрый и проницательный; берегись меня, кто бы ты ни был. Он относился к тому типу, которому прикажи шпионить у врага, и он нацепит явно фальшивую бороду, завернется в длинный черный плащ и отправится шнырять по вражеским местам со зловещей ухмылкой и подмигиваниями, привлекая к себе всё возможное внимание. К тому же он явно был настроен против меня, судя по его не сулящему ничего хорошего любопытству относительно моего прошлого.

Но главной причиной моего опрометчивого поведения было выпитое мной крепкое вино. В моем мире я пил совсем мало и не был привычен к таким попойкам.

Аттал слушал мои россказни про механических слонов во все уши:

– Да не может быть!

– Да, но и это еще не все. Если наземные войска неприятеля сопротивляются напору наших железных слонов, мы посылаем летающие колесницы, запряженные грифонами, чтобы сбрасывать дротики на врага сверху.

Мне казалось, что никогда еще мое воображение не работало так великолепно.

Аттал шумно ахнул:

– А еще что?

– Ну… э-э-э… еще у нас есть мощный флот, знаешь ли, который контролирует нижнее течение Ганга и прилежащий океан. Наши корабли двигаются машинами, без весел и парусов.

– У других индийцев такие же чудеса?

– У некоторых есть, но никто так не продвинулся, как паталипутряне. Когда нас превосходят на море, у нас есть отряд ручных тритонов, которые плавают под вражескими кораблями и проделывают отверстия в их днищах.

Аттал нахмурился.

– Скажи-ка мне, варвар, как получилось, что с такими могучими орудиями войны палала… патапата… люди твоего города еще не завоевали весь мир?

Я разразился пьяным смехом и хлопнул Аттала по спине:

– А мы завоевали, старина, завоевали. Вы, македонцы, пока просто еще не знаете, что вы наши подданные.

Аттал переварил услышанное, после чего грозно нахмурился:

– Ты презренный храмовый воришка! Ты меня за дурака принимаешь? Меня! Клянусь Гераклом, я тебя…

Он вскочил и размахнулся, чтобы ударить меня кулаком. Моя рука дернулась вверх, чтобы защитить лицо.

С другой стороны стола донесся рык:

– Аттал!!! – Царь Филипп смотрел на нас.

Аттал опустил кулак и пробормотал что-то вроде «летающие колесницы и дрессированные тритоны, как бы не так» и, спотыкаясь, вернулся к своим людям.

Я вспомнил, что будущее не сулило этому человеку ничего хорошего. Он был вынужден выдать свою племянницу за Филиппа, первая жена которого, Олимпиада, велела убить женщину и ее ребенка после убийства Филиппа. У меня на языке вертелось завуалированное предупреждение, но я удержался. И так уже я привлек достаточно враждебного внимания.