Недели пролетали незаметно, и, пока я был у Аристотеля, уже расцвели весенние цветы. День за днем мы бродили по Роще нимф, разговаривая, или сидели в помещении, когда шел дождь. Иногда мальчики следовали за нами, иногда мы говорили наедине. Они пару раз подстраивали мне розыгрыши, но я, избегая серьезных стычек с ними, притворялся, что меня это развлекает, а не бесит.

Я узнал, что у Аристотеля есть жена и маленькая дочь в другой части большого дома, но он ни разу не представил меня. Я только мельком видел их на расстоянии.

Я осторожно смещал предмет нашего ежедневного разговора с чудес Индии на более базовые вопросы науки. Мы спорили о природе материи и форме Солнечной системы. Я открыл ему, что индийцы очень близки к современным научным представлениям – современным в моем мире, конечно, – в астрономии, физике и так далее. Я рассказал об открытиях знаменитых философов из Паталипутрана: Коперникуса в астрономии, Невтона в физике, Дарбина в эволюции и Менделеса в генетике. (Я забыл, что эти имена ничего не значат для вас, хотя образованный человек в моем мире распознал бы их тотчас в греческом обличье.)

Я всегда делал упор на метод: необходимость эксперимента и изобретения и проверки каждой теории фактами. Хотя Аристотель и был категоричным полемистом, его разум впитывал все новые факты, предположения или мнения как губка, соглашался он с ними или нет.

Я пытался найти разумный компромисс между тем, что могла наука, с одной стороны, и пределами доверчивости Аристотеля с другой стороны. Поэтому я ничего не рассказывал о летающих машинах, оружии, зданиях в тысячу футов высотой и других технических чудесах моего мира. Тем не менее я однажды заметил, что Аристотель внимательно наблюдает за мной своими черными глазками.

– Ты не веришь мне, Аристотель? – спросил я.

– Н-нет, нет, – ответил он задумчиво. – Но мне кажется, что, если бы фаши индийские изобретатели были бы такие замечательные, как ты их описываешь, они бы сделали тебе крылья, подобные крыльям Дедала из легенды. Тогда ты бы мог прилететь в Македонию напрямую, без нужды пересекать Персию на верблюде.

– Это пробовали сделать, но мускулы человека не обладают достаточной силой по отношению к его весу.

– Хм… Привез ли ты что-нибудь из Индии, чтобы показать искусность ваших людей?

Я ухмыльнулся, потому что надеялся, что он задаст этот вопрос.

– Я привез несколько небольших устройств, – сказал я, залезая под тунику и вытаскивая увеличительное стекло.

Я продемонстрировал как им пользоваться.

Аристотель помотал головой в изумлении:

– Почему ты не показал мне это раньше? Это бы развеяло мои сомнения.

– Люди сталкивались с несчастьями, когда пытались слишком внезапно изменить мышление окружающих. Как учитель твоего учителя Сократ, например.

– Верно, верно. А какие еще устройства ты привез?

Я собирался предъявлять ему мои игрушки постепенно, с перерывами, но Аристотель так настаивал на том, чтобы увидеть все, что я уступил ему, чтобы его не сердить. Мой маленький телескоп был недостаточно мощным, чтобы различить спутники Юпитера или кольца Сатурна, но показывал достаточно, чтобы убедить Аристотеля в его возможностях. Хотя он и не мог увидеть эти астрономические явления сам, но был почти готов поверить мне на слово, что их можно рассмотреть в большой телескоп, который у меня есть в Индии.

В один из дней легко вооруженный солдат прискакал к нам в самый разгар дискуссий в Роще Нимф. Игнорируя всех остальных, он сказал Александру:

– Славься, о, принц! Король, твой отец, прибудет еще до заката.