Эми странно заулыбалась, отчего морщинистое лицо разгладилось. Она думает, что у отца был какой-то замысел? Почему меня это не удивляет?
– Сейчас Азу придет, допивай, – скупо и холодно выдала знахарка и поплыла, шурша балахоном, на выход. – Мне еще успеть тебе амулет сделать. Сутки остались, Благодатный Шэйс!
Она говорила об амулете сдерживания моего внутреннего зверя, чтобы я не выдала себя на учебе и в чужой стране. Прошлый, который бабушка подарила мне на пятнадцатилетие, сломался, когда неизвестный оборотень-критянин решил меня присвоить себе.
– Сестена-а-а! – в комнату ввалился медвежонок Лиан. Забрался на кровать и бросился ко мне на руки. – Пошли иглать! Поиглай со мной! Ну позязя!
– Слезь, Лианэлл! – по-доброму отругала бабушка брата. – Видишь, сестра болеет, нужно полечить ее.
– Ты дольгьо болеесь. Хосю гулять с Мэсси!
Кто там бабушку послушал. Брат лишь крепче вцепился в меня и случайно зацепил плечо с меткой. Я взвыла, зачесались зубы, глаза налились кровью, усилили зрение.
– А ну... брысь! – бабушка с силой отцепила малыша и слабо шлепнула его по попе. – Иди к Сиэльене приставай.
– Она не хосет гулять, – надулся Лиан. – Закылась и не пускает никого. – Малыш топнул ногой, выказывая недовольство. И в этом жесте мне увиделся папа: его сила воли и тяжелый характер.
– Стой, Лиася. Иди сюда. Ба, пусть, – я потерла ноющее плечо и взяла себя в руки. – Он мне не мешает. Мы недолго, я не устану.
– Я скоро вернусь, – кивнула бабушка и вышла тихо из комнаты.
Мой косолапый мишка, брат в свои три года был тем еще бутузиком, быстро забрался на кровать, но уже на руки не прыгал, смотрел на меня с игривой надеждой.
– Во что хочешь поиграть?
– Мясики, – он захлопал в ладоши. – Мясики!
– Скажи правильно: мя-чи-ки.
Брат нахмурился, сложил руки на груди и выдал:
– Мя-ши-ки!
На мою улыбку и зеркально ему сложенные руки на груди он совсем зло свел брови.
– Мяжики! Мяцики!
– Лиася, там другая буква. Мячики.
Брат пожевал губы, расправил плечи и с глубоким вдохом пропел:
– Мяаааа-ч-ики!
– Ладно, уговорил, – я слабо хлопнула в ладоши, а брат привычно отполз на край и приготовился ловить.
Вызывать магию сейчас оказалось сложно, но для «мячика» нужен слабенький импульс, потому я воззвала к эссахе, и на пальцах тут же вспыхнул золотой огонек.
Немного растянув в пальцах магическую сеть, перевернула ее и свернула в шар не больше куриного яйца. Еще немного влила магии, увеличив раз в три, закрепила и уплотнила. На все это пошло очень много сил, но мне нравилось создавать такие артефакты. Они не сильно долговечны, но иногда очень выручают. Бабушка не могла нарадоваться, когда мой дар начал проявлять себя. Говорила, что создавать материю не всем под силу.
– Лолю! Лолю! – обрадовался брат, и едва я выбросила «мячик», дверь в комнату открылась, и на пороге появилась бледная, как болотная мара, Сиэль.
– Лиася, можешь взять мячик себе, он долго продержится, – точно как я, крепкий, хотелось добавить, но промолчала.
Артефакты живут, пока жив маг, или по его приказу могут возвращаться магией в эссаху. Так архимаги усиливают себя во время боя.
– Беги играть во двор, – заулыбалась малышу и устало прилегла на подушку.
Лиан, подпрыгнув, помчался в коридор, и когда дверь закрылась, мы с сестрой остались в гнетущей тишине.
– Я сбегу, – мрачно призналась Сиэль, присев на край кровати.
– Отец не позволит, Си. Ты рискуешь быть изгнанной.
Она закрыла глаза, спрятав за густыми ресницами небесную голубизну. Мои глаза намного темнее, ближе к морской воде, у нее же, как небо по утру – ясно-голубые. И волосы у меня черные, как уголь, и прямые, как палки, а у нее каштановые, с крупными волнами. Всегда хотела себе такие, считая, что мои блеклые пряди смотрятся ужасно.