— Поехали, – улыбнулся я ей, и свернул в сторону больницы. Павел Яковлевич ждал не внутри, а снаружи, я вышел и помог ему сесть в машину.

— Здорово, детки. Ух, устал я от больнички, скукота!

— А дома весело? – скептично спросила Соня. — Ты ж только работал, и с Мариком возился. В больнице хоть отдохнул.

— Отдохнул, угу, – мрачно парировал Павел Яковлевич. — Три старика померли на моих глазах, а они мои ровесники, между прочим! Нет, лучше дома. Он, кстати…

— Ремонт завершен, все прибрали, – Соня чуть ли не целиком дедушку ощупала, липла к нему, чуть ли не на колени забралась. — Вещей мы многих лишились, но главное, что вы с сыном целы. Ох, деда, я так рада, что ты домой возвращаешься. Я сегодня тоже приеду, и малышей с собой привезу. Буду ухаживать за тобой, с няней я договорюсь, чтобы ездила к нам, тебе отдыхать надо.

— Наотдыхался уже, – проворчал Павел Яковлевич.

А я чуть себя по лбу не ударил от злости.

Дедушка Сони возвращается домой, а значит Соня съедет. И я останусь один. Без нее, без Марка, который пусть и не мой, я почти всегда это знал, но полюбил его. Без Лёвы, которого начал любить, и которого хотел узнать, наблюдать за тем, как он растет, как меняется каждый день.

Нет, я не могу их потерять!

— Может, со мной поживете? – предложил, зная, что Соня ни за что дедушку одного в квартире не оставит, и уговаривать ее остаться бесполезно.

— Нет, спасибо, парень, но мне родные пенаты нужны, – прокряхтел Павел Яковлевич.

— Деда, сейчас только один не оставайся, мне на учебу надо, зачет очень важный, а мне ради стипендии нужно учиться. Автомат по этому предмету преподаватель никому не ставит. Но сразу после пар я соберусь, и мы приедем. Только один не будь.

— Ох, не тарахти, Сонечка. Не помру я, – рассмеялся он. — И няньки-сиделки мне не нужны. Подлатали меня.

Но Соня не могла не тревожиться, самолично сходила за незнакомой мне старушкой, которую чуть ли не со слезами на глазах просила посидеть с дедушкой, пока я силком не затащил ее в машину.

— Я перегибаю?

— Сонь, ты всегда перегибаешь, – усмехнулся я. — Либо жизнь, либо смерть. Либо черное, либо белое. У тебя по-другому не получается.

— Биполярочка, – улыбнулась она, и мы поехали в универ, а я все приглядывался к Соне, вспоминал, анализировал.

Если я не придумал себе подмену детей, то получается, что я… сволочь? Бросил Соню в трудный период, не поддержал, когда она родных хоронила, не утешал ее, не помогал с ребенком, не помогал искать нашего сына. Просто ушел. Соня вежлива, но она меня не простила, она и не скрывает разочарования, и если раньше я думал, что не заслуживаю его, что она манипулирует, то сейчас… вот дьявол, если Лёва действительно наш сын, Соня с ума сойдет!

— Сонь, а ты вообще повитуху не помнишь?

— Не понимаю, почему она второй день тебе покоя не дает. Не помню, – вздохнула она. — Странно, что меня резать не пришлось, я почти в отключке была. Я помню, что мне говорили тужиться, и в полубреду вспоминала, как на курсах учили, а вот с дыханием не справлялась. Жарко было невыносимо. Голос помню чей-то, но в основном мамин. Очнулась, а Марик со мной, и мне уже не до акушерок было, главное что здоровенький малыш, – тепло улыбнулась она.

— Только твоя мама и акушерка были? А Дарина?

— Только они. Дарина вроде родила до меня. Вряд ли мама смогла бы оторвать акушерку от рожающей девушки, – нахмурилась Соня. — Говорила, что выбежала в подъезд, кричала, в двери звонила, и в тридцать второй нашла акушерку. Думаю, она грозу пережидала, такси-то не вызвать было, я тот день отлично помню.