Многого я позволить себе не могла. Денег было мало и неизвестно, когда удастся заработать новые. И так пришлось брать у родителей. Мне было безумно стыдно: ведь это я должна им помогать, а не наоборот! Бартал после свадьбы обещал, что как только мы устроимся, то заберём моих родителей в Файренк. Но… не сложилось. Я поклялась себе, что деньги я не просто взяла, а одолжила и обязательно верну, как только представится возможность.

Жильё я подыскивала прежде всего в рабочих кварталах: и дешевле, и к потенциальной работе поближе. Несколько объявлений мне вполне подходили, и я отправилась смотреть.

По первому адресу дверь добротного четырёхэтажного каменного дома открыла сама хозяйка. Старуха с буклями и в строгом шерстяном платье, пропахшим дешёвыми духами, пристально оглядела меня словно кухарка на рынке приглянувшийся кусок мяса. Видимо, мой вид её устроил, и хозяйка – алома Найкель – пустила меня внутрь.

Поднимаясь по лестнице, кряхтя и хромая, она без конца говорила. Мне же оставалось только вежливо молчать и тащить тяжёлый багаж. Я не догадалась сразу попросить алому Найкель оставить вещи внизу, пока буду смотреть комнату, а потом было уже поздно.

— Я без мала двадцать лет сдаю, весь дом занят. У меня простоев не бывает. Вам повезло, апартамент совсем недавно освободился. Учительница, целый год жила, вот съехала. Комната недурна, даже удобства отдельные. Некоторые бывают ну сущие комнатушечки, а эта просторная, прям концертный зал, а не комната. Дом у меня приличный, но и правила строгие. Плата своевременно! За чистотой следить! – Хозяйка остановилась и обернулась. – И девиц, склонных водить по ночам гостей, я не терплю. Шума и пьянства тоже.

Под самой крышей алома Найкель подвела меня к последней двери в конце небольшого коридора и распахнула передо мной.

— Вот, лучше и не найдёте. Только думайте быстрее, некогда особо тут с вами стоять.

Я вошла и огляделась.

Всего одна комната, неширокая, зато длинная. В глубине дверь в маленькую ванную.

Простая крашеная мебель: стул, квадратный стол у окна, шифоньер да узкая кровать. Вместо кухни – тумба, на которой разместилась посуда и старая нагревательная пластина. Она еле светилась, видимо, кристалл внутри совсем разрядился. Да и была пластина совсем крошечная, только кастрюлька и поместится. Вязаной салфеточкой на столе и старым ковром у кровати попытались придать немного уюта и сгладить унылость холодных бежевых стен.

Всё очень скромное, несмотря на заверения хозяйки, но чистое и аккуратное.

Благоразумный человек, конечно же, отправился бы смотреть комнаты по других адресам, но усталость после дороги, страх остаться совсем без жилья, а также дурацкий тяжёлый чемодан, который пришлось бы опять тащить, победили доводы разума.

Я попыталась поторговаться о цене, ведь комната совсем не те хоромы, о которых так ораторствовала алома Найкель, но она была непреклонна. И теперь каждую неделю я должна была отдавать целых пятьсот кроу за жильё.

«Если не найду работу, денег мне хватит от силы недели на три».

К тому времени как я разобрала багаж, ливень закончился, и я пошла прогуляться, немного изучить окрестности, чтобы потом с непривычки не плутать.

Яркое солнце снова появилось высоко в небе, тысячей алмазов играя в тёплых редких каплях, падающих с крыш. Вода не успевала впитываться, ручейки текли вдоль улиц, вынуждая прохожих хлюпать по лужам или прыгать, как козы.

Улица, на которой стоял дом аломы Найкель была довольно оживлённой, сплошь заставленной трёх- четырёхэтажными домами. До торговых лавок оказалось не так-то и близко, но недалеко я приметила кафе с незамысловатым названием «Мастеровой». Чем дальше я шла вниз по улице, тем больше стало попадаться мастерских, цехов, а в конце улицы шумел какой-то большой завод из мрачного бурого кирпича.