Из Лиды снова вырывается горький всхлип, слезы катятся по щекам. Мне так погано от ее слез, что сам не знаю, чего хочу больше – встать и уйти или прижать ее к себе.

Одной рукой придвигаю ее вместе со стулом. Притягиваю к себе. Она продолжает рыдать у меня на груди. Такая хрупкая и ранимая.

– Я была такой дурой, Вить. Но мне было двадцать, меня все это так напугало и сбило, — плачет она. — Мне так жаль…

Не отвечаю. Просто держу ее подрагивающие плечи.

Перед глазами та девчонка. Действительно, еще совсем юная. Полная надежд, планов, безрассудных идей и совсем не готовая к столкновению с жизнью.

На душе горько. Да. Жаль, что так вышло. Ведь все могло сложиться иначе.

Лида потихоньку успокаивается. Сидит, прижавшись к моей груди, комкая в руках мокрую от слез салфетку. Слышу, как стучит ее сердце.

– Прости меня, — шепчет она. — Знаю, это именно я все испортила. Просто не хотела, чтобы наша история превратилась в боль. Решила оставить ее светлой страницей для нас обоих, а не тяжелой ношей.

Поднимает голову, не глядя на меня, высвобождается из моих объятий. Смущаясь суетливо достает из сумочки зеркальце.

– Боже, чувствую себя такой жалкой, – на припухших от слез губах пытается появиться улыбка. – Разочарован, наверное, да? Скажи же что-нибудь…

Да что тут скажешь. Смотрю на нее и понимаю — она ведь до сих пор моя. Так и не стала чужой. Моя Лидка.

Но время ушло.

Сердце щемит от того, что ничего не открутить назад. Целая жизнь потеряна.

Жизнь, где она могла бы стать моей женой. У нас могли бы быть дети. Дом. И я бы никогда не запретил ей быть актрисой.

Кто знает, может быть, она снялась в каком-нибудь фильме и стала звездой. А я бы целовал ее ноги до конца своих дней.

– Мне жаль, – отвечаю, отводя взгляд. – Я… сильно любил тебя.

– Не говори мне этого, – качает она головой. – А то я снова расплачусь. Я знаю – то, что было у нас – бывает только один раз в жизни.

Дальше вечер не клеится. Я протрезвел сразу от этих душещипательных разговоров. Расплачиваюсь по счету, оставляю щедрые чаевые. Везу Лиду на такси к ее отелю.

На душе скребутся кошки. Как с похорон едем. Только вместо венка – букет роз, который лежит на сиденье рядом с Лидой, как почетный пассажир. А она прижалась ко мне, положив голову на плечо. Задумчиво смотрит на пролетающий мимо город.

Сейчас расстанемся. И теперь уже навсегда.

Жизнь – такая все-таки сука. Хочется злиться на Лиду. Как она могла совершить такую хуйню?!

Но не могу я… на ту худенькую юную девчонку, что по ветру ходила.

Нет. В груди не злость, а глухая, тупая боль.

Все думаю: ведь я тогда смог бы… Смог бы все изменить, помочь, если бы только знал, что происходит. Защитил, достал бы эти чертовы деньги.

Но она молчала. Испугалась.

Поворачиваю голову, смотрю на ее бледное, почти фарфоровое лицо. И будто уношусь назад, в юность. Когда у меня не было ничего, кроме нее.

Такси тормозит у отеля. Выхожу первым, протягиваю ей руку. Беру под локоть, помогаю нести букет.

Останавливаемся у входа. Она замедляет шаг, поворачивается ко мне. Глаза тихие, грустные. Сам не знаю, зачем спрашиваю:

– Ты его любила?

Она сначала смотрит на меня озадаченно, затем опускает глаза. Горько улыбается. Вместо ответа, поднимает руку, легко касается моей щеки пальцами:

– Ты все такой же.

Делает шаг ближе, встает на цыпочки. Целует в щеку. Легко, почти невесомо. Как однажды впервые поцеловала, когда провожал ее до общаги.

Машинально кладу руку на ее талию. Вдыхаю запах ее волос. Легкий, цветочный. Накатывает. Накрывает волна тепла и боли, чего-то дикого и забытого.