Бедная Маша, наверное, уже оглохла. Но не могу остановиться. Эмоции прут из меня, как пар из кипящего чайника.

Переключаюсь на наушники, чтобы руки были свободны. Распахиваю дверцы шкафа, гляжу туда с решимостью камикадзе. Вдох. Выдох. Пошла!

– Да, это факт… Но он мог соврать по миллиону причин, Вер, – осторожно тянет Маша.

– Угу. Или по самой очевидной: Лидия – его любовница!

В наушниках – тяжелый вздох.

– Может быть… Но вам все равно надо сначала поговорить нормально. Взрослые люди все-таки.

– Поговорим, Маш! Еще как поговорим! – пыхчу, выволакивая чемодан из шкафа. – Только дуру из себя я делать не позволю!

Чемодан упирается – колесики за что-то зацепились. Дергаю, пинаю, кое-как достаю.

Смотрю на чемодан, тяжело дыша от натуги, и думаю: куда я вообще собралась? И почему это Я должна уходить? Я мать! У нас дети!

Это он — предатель, вот пусть собирает свои манатки и убирается!

Запихиваю свой чемодан на место. Хватаю Витин.

– Ты что там делаешь? – интересуется Маша, услышав грохот и мое тяжелое дыхание.

– Чемодан этому мерзавцу собираю! – отвечаю, еле сдерживая злость.

Пока что мне и самой в это не верится. Как и в то, что Витя, мой верный и надежный как скала мужчина, оказался обыкновенным блудливым псом!

Внутри все горит, будто кипятком ошпарили.

– Вера, ну-ка успокойся сейчас же! Не руби с плеча!

– Ага, конечно, не тебе меня успокаивать! Ты лучше всех знаешь, каково это! – выпаливаю с горечью.

Еще недавно это я успокаивала Машу, когда ее благоверный загулял.

Злобно оглядываю идеально развешенные рубашки мужа. Сейчас этот порядок бесит как никогда. Руки так и чешутся перевернуть все вверх дном!

Бешено срываю одежду с вешалок и бросаю в чемодан, как жертву в жерло вулкана.

– У меня тогда все было по-другому, не сравнивай! — увещевает подруга. — Мой прямо сказал: у него другая, а я – “груз прожитых лет”. А про Витю ты еще ничего наверняка не знаешь! Может, накрутила себя.

– Ага. Накрутила. Твой хотя бы не врал. Пришел и все сказал в лицо, как мужчина. А Витя дуру из меня делает, – бурчу, швыряя в чемодан майки, носки, трусы. – Прикрывается работой, а сам по бабам шастает. Проверка у него, как же! Аудит на наличие совести! Ну, устрою я ему проверку! Акт сверки с описью имущества! – рявкаю и яростно пинаю чемодан.

Сгоряча сшибаю еще рубашки. Они падают, путаются. Кидаю в чемодан как попало, на вешалках, без вешалок – да гори оно все синим пламенем!

– Верка… – снова вздыхает Маша. – Витя ведь тебя любит. Все знают.

– Любил бы – не изменял! Какая это любовь, если вранье и предательство? Может, правда, говорят, Машка? Все мужики изменяют. Ничего святого в них нет! Только членом и думают!

Захлопываю крышку чемодана, застегиваю молнию. Тащу по ступеньками вниз.

Ставлю за диван. На всякий случай. Внутри еще есть призрачная надежда, что все как-нибудь уладится.

А нет — так выкачу ему сразу и скажу, чтобы убирался с глаз моих!

Прощаюсь с подругой. Сама иду в душ.

Разрешаю себе там пореветь немножко, чисто чтобы совладать с эмоциями. Но быстро собираюсь. Не время раскисать.

Чтобы наверняка не рыдать, делаю идеальный макияж. А затем и тщательно укладываю волосы в голливудскую волну.

Достаю из гардероба свое лучшее платье. Вечернее, черное с блестками, с открытой спиной и в пол. Любимые духи, красная помада. Оглядываю себя в зеркало.

Помирать — так с музыкой. Пусть, подлец, знает, что потерял!

Достаю из бара бутылку красного. Наливаю себе бокальчик. Для храбрости. Сижу в гулкой тишине. Жду, когда придет Витя.

Непривычно тихо, нервно. Мальчишек отвезла сегодня к Витиной маме. Нечего им слушать наши ссоры.