Никуда ехать эти находчивые женщины не хотят, но каким-то чудом Свиридову удается запихать всех троих в такси. Правда, ему приходится осыпать их комплиментами, дать кучу обещаний, которые они наутро не вспомнят, и даже дать им свой номер, но у него все это так легко получается, будто каждый день делает. Профессионал – одним словом.

Едва таски отъезжает, как из дома выходит мама, держась за руку Градова. Выглядит она неважно. Уставшая, вымотанная, бледная. Рука аккуратно перебинтована.

Мой бывший соскакивает со скамейки, но делает это неуклюже, поскальзывается и кувырком оказывается где-то между тротуаром и мусорным бачком с окурками. Не верится, что это тот, кого я любила.

– Лех, подкинем девушек к Ксении Андреевне, – дает указание Градов, ведет маму к машине и сажает на заднее сиденье.

Мама тут же обращает внимание на мои сумки и переводит на меня озадаченный взгляд.

– Потом расскажу, – с тяжелым вздохом говорю я, садясь с другой стороны.

Всю дорогу молчим. Даже от Лехи ничего не слышно. Сосредоточенно ведет машину, хорошо помня, где наш родительский дом.

Заворачивает во двор, паркуется возле нужного подъезда и кивает на мужчину с огромным букетом красных роз.

– Ваш, что ли?

Вытянув шею, смотрю на джентльмена и счастливо улыбаюсь, на миг забыв о Королькове.

– Папа!

– О-о-о, нет, – протягивает мама, сползая по сиденью, словно прячась от папы.

– Мам, ты че, из-за наряда? – смеюсь я. – Скажем ему, что были на костюмированной вечеринке. Не бойся, не поругаетесь. Я за тебя вступлюсь. В крайнем случае лупанем в лоб зятем, и он обо всем забудет.

К нам оборачивается Градов. Прохаживается своими голубыми глазищами сначала по маме, потом по мне, и спрашивает:

– Лех, у тебя свободно?

– У меня только вонючий черный кот, – отвечает тот.

– Едем к тебе, – резюмирует Градов и снова садится прямо.

Папа нас так и не замечает. Мало ли что за машина ему среди ночи в глаза фарами светит, а задние стекла тонированы.

– В смысле? – не понимаю я. – Почему мы должны ехать к Свиридову?

– Потому что, – наконец отмирает мама, – мы с папой разводимся.

Развод родителей для меня – гром среди ясного неба. Я будто оказываюсь в дурном сне. Как? Почему? Столько лет душа в душу, и вот те на!

– То есть? – срывается с моих губ чужой хрип.

Для меня это удар под дых.

Да, родители рано поженились. В восемнадцать мама уже родила моего брата. Свободной юности она не познала. Пеленки, муж, заочка, работа, сопли, школа, Свиридов… Сколько помню, у мамы не было ни единой минуты на продых. Крутилась, вертелась, боролась. Она всегда казалась мне сильной женщиной, закаленной. Но даже самого сильного можно сломать. Ведь сердце-то есть у всех.

– Я так понимаю, твои коллеги и начальник в курсе, – догадываюсь после долгих минут бурного размышления и жалея, что не прихватила с собой бутылку. – А дочери говорить не обязательно?

Мама морщится и отворачивается к окну, словно городские огни ей интереснее меня.

Сначала дуюсь на нее, потом приходит осознание, что я и сама далеко не идеальная дочь. Последние полгода полностью поглощена мужем, родителям писала в лучшем случае раз в две недели. С мамой виделась месяца два назад, заскакивала к ней на работу, когда проезжала мимо. Живо попили чаю, обмолвились парой фраз, и я убежала. А отец сам навещал меня недавно. Мялся что-то, нервничал, словно о чем-то важном поговорить хотел, но так и не смог. Теперь ясно, что он пытался мне сказать. Если бы моя тарахтелка не кудахтала «Ваня, Ванечка, Ванюша», может, я бы и заметила проблемы у родителей.