– Дороти, за мной!
Из-за спины женщины показывается девочка-подросток с такими же рыжими волосами. Её дочь – догадываюсь про себя. Девочка согнулась под тяжестью двух котомок и с трудом их тащит.
Гашу в себе порыв встать и помочь ей, но вовремя себя останавливаю. Чужая семья – чужие порядки и правила. Не моё дело. Перевожу взгляд на мирно спящих в корзинке детей.
Тарвен раскутался во сне. Тянусь, чтобы поправить на нём одеяльце. Выпускаю из виду то, что происходит в зале. Поэтому чуть не вздрагиваю, когда у меня над головой раздаётся громкое:
– Доброго дня! Не возражаете, если мы составим вам компанию, а то все столики заняты, а ютиться у барной стойки вместе со всяким сбродом порядочным женщинам как-то не пристало. Дороти, сложи вещи вот сюда. Сюда, я сказала!! Осторожнее!! Бестолковая дура!
При попытке пристроить сумки на скамью девочка задевает стол, и он качается, едва не опрокидывая чайник на корзинку с детьми. Вскидываю руки, успеваю подхватить чайник и зафиксировать столешницу. Фух!
Дороти кулем шлёпается на скамью вслед за сумками, шаркает ногами по полу, шумно их вытягивая, закатывает глаза к потолку:
– Ма-ам, я устала и голо-одная!
– Сейчас поедим! – раздражённо цедит её мать, затем поворачивается ко мне и её лицо преображается, а голос снова звенит колокольчиком. Громким таким, и в самый мозг. – Я Джина, а эта бесполезная глупышка Дороти, как вы уже слышали. Родила на свою голову. Знала бы, сколько будет проблем от этой спиногрызки, вытравила бы ещё в утробе! В общем, никогда не заводите детей, мой вам совет! Как вы сказали, ваше имя?
– Я не говорила, – склоняюсь к корзинке, чтобы проверить детей. – Дэллия.
Счастье, что Тарвен и Офелия привычны к шуму. Я с рождения не ходила на цыпочках вокруг них, будто знала, что тепличная жизнь рано или поздно закончится. Так и вышло.
– Красивое имя! И красивые малыши! – Джина вдруг оказывается рядом, обдавая меня запахом вишнёвых духов, её волосы едва не падают в корзинку, когда она в неё заглядывает. – Они такие милые! Пока ещё крошки и спят зубами к стенке.
Накрываю корзинку тонкой пелёнкой, чтобы оградить детей от лишних глаз.
– Ма-ам, я голо-одная! – монотонно повторяет Дороти.
Джина закатывает глаза, взмахивает рукой, подзывая подавальщицу:
– Две гороховые похлёбки и два ломтя хлеба! – поднимает вверх указательный палец с острым красным ногтем. – Кружку компота и бокал вина, вина двойную порцию. Сколько всё будет стоить?
Услышав ответ, та всплёскивает руками:
– Грабёж средь бела дня! Что ж, в таком случае, хлеба не надо и компота тоже!
– Но ма-ам!
Джина игнорирует Дороти, оглядывается на наш стол, и её лицо расцветает:
– Тем более, у нас уже есть чай! Вы же не против, Дэллия?
– Эмм, пожалуйста, – двигаю к ней чайничек, – только мне кажется, он уже остыл?
– Не беда! – Джина почти ложится грудью на стол, сграбастывает чайничек своими остренькими коготками и суёт в руки подавальщице. – Кипяточку добавите! Это ведь бесплатно?
Подавальщица кивает и пятится назад, Джина располагается на деревянном стуле так, словно это королевское кресло. Хмыкаю, наблюдая за ней. Занятная, однако, личность.
– Ма-ам, скоро принесут еду? Я голо-одная!
– Цыц! – шикает на неё Джина. – Откуда я знаю? Я тебе что, менталистка какая, чтобы в мыслях чужих копаться? Когда принесут, тогда и принесут!
Чувствую, как улыбка застывает у меня на губах. Это её замечание про менталистку, кому оно предназначалось? Мне? Если так, то чего она добивается? В какие игры играет? Кто-то её сюда подослал? Зачем?