Сандра зажмуривается, ластится послушной кошкой, явно наслаждается моментом.

Пропускаю сквозь пальцы её тяжёлые жёсткие волосы, оттягиваю их назад, заставляя её запрокинуть голову:

– Ты слишком много болтаешь, дорогая, – проговариваю медленно и с расстановкой. – Пожалуй, я найду для твоего рта другое занятие.

Выпрямляюсь сам. Мягко давлю Сандре на затылок, вынуждая подняться с кресла и встать передо мной на колени. Только после этого отпускаю её.

Идеальная поза. Сколько раз мечтал увидеть этот полный обожания взгляд у другой.

Щёлкаю пряжкой ремня. Надавливаю Сандре на затылок, направляя её. Закрываю глаза и запрокидываю голову, чтобы представить у себя в голове другую.

Мысли путаются, скачут с одного на другое.

Сандре лучше не знать, куда я уезжал днём. Вряд ли ей придётся по вкусу история о том, как долго и мучительно умирал её братец. Как его вены стали чёрными, а сосуды на глазах покрылись чёрными трещинами. Как он, подыхая от заклинания кипящей крови, во всём сознался.

От этого его признания мне сейчас хочется убивать.

Стоит проверить, как там Дэллия? Что, если не успела уехать?

Губы сами растягиваются в улыбке, а внутри растёт извращённая радость предвкушения. Я ведь её предупреждал. Сама виновата.

7. 2.

Дэллия.

Сижу за грубо сколоченным столом в углу шумного зала, сплетя пальцы и положив их на стол.

«Оловянная кружка» – старая таверна на перекрёстке трёх дорог у въезда в столицу. Местные ценят её за большие порции незатейливой, но свежей еды и вкусное пиво. Проезжие заглядывают из-за удобного расположения и наполняемости. Раз есть люди, значит, тут безопасно и сносно.

Передо мной на столе пузатый коричневый чайничек чая с душицей и чабрецом и оловянная кружка. Рядом на тарелке остывший капустный пирог. В горло кусок не лезет, но я должна была что-то заказать, чтобы посидеть и спокойно подумать.

Просчитать варианты и выбрать лучший для себя и детей.

Скверно, что всё случилось так внезапно. Ничего подобного я не ожидала и подготовиться не успела. Беда не спрашивает, когда ей прийти. Пора бы уже к этому привыкнуть.

Я успела покормить детей в карете, пока мы ехали сюда. А здесь меня любезно пустили в комнату для слуг, где я перепеленала детей в сухое и чистое. Теперь Тарвен и Офелия мирно спят в корзинке, несмотря на окружающий шум, а мне под него даже лучше думается.

Слабый свет факелов, прикрепленных к стенам, отбрасывает мягкие тени, создавая уютный полумрак. Древесные балки сводчатого потолка местами обтянуты паутиной и кажутся чуть ниже, чем они есть на самом деле.

Пол покрыт грубыми досками, местами заляпанными липкими пятнами. Пахнет жареным луком, пряными травами, свежим хлебом, потом и кислым пивом.

За барной стойкой стоит крепко сбитый хозяин, его лицо обрамляет густая седая борода. Он с видимым удовольствием наполняет кружки пивом, басовито переговариваясь с посетителями.

Днём здесь предельно безопасно. Публика самая разношёрстная. Кучка крестьян в углу гремят деревянными ложками, черпая кашу, четверо рыцарей за центральным столом со смехом чокаются оловянными кружками, расплескивая пиво, а за длинным столом вдоль стены трапезничает стайка притихших гимназисток в сопровождении наставницы.

Порядком набравшийся странствующий бард время от времени поднимает свою лютню и начинает петь. Его голос, хотя и не идеален, привлекает внимание, и даже самые шумные посетители замолкают, чтобы послушать.

Только один гость вызывает во мне смутную тревогу. Мужчина в чёрном дорожном плаще сидит в дальнем углу, скрестив перед собой руки и уронив голову на грудь. Я не видела, когда он вошёл. Может, не заметила? А может, он уже давно здесь?