— О чем вы?

Матильда неожиданно хватает меня за запястье. Ее рука, затянутая в черную плотную перчатку, словно чернильная клякса на моей коже. Мне хочется ее поскорее скинуть, но хватка у мачехи стальная.

— Я думала, ты более догадлива, — качает головой мачеха и протягивает мне небольшой мешочек из замши. — Но я все сделала за тебя. Надеюсь, ты оценишь.

Она отпускает мою руку и вкладывает в нее тот самый коричневый кулек.

Я тяну за завязки и, развернув его, по характерному острому и противному запаху понимаю, что именно там.

— Но…как? Откуда? — едва могу выговорить я. К горлу подступает тошнота. Кажется, я и впрямь сейчас не сдержусь, даже бросает в холодный пот.

Матильда лишь загадочно улыбается.

— Не благодари, — небрежно машет она рукой и разворачивается, чтобы уйти прочь.

Несколько секунд смотрю ей вслед, на ее удаляющуюся спину. А затем меня все же скручивают выворачивающие спазмы.

Когда приступ проходит, смотрю глазами, на которых даже слезы выступили на замшевый мешочек и прячу его подальше в складки платья.

Не знаю, осмелюсь ли я когда-нибудь использовать его содержимое.

Спешу в дом, где меня затягивают простые бытовые дела.

И хотя я чувствую такую смертельную усталость, словно я несколько дней и ночей провела без отдыха, готовлю скромный ужин, затем купаю Еву.

После их с Дейвом прогулки по морскому побережью, кажется, что она вся в песке. А когда дочка уже видит свои сны, готовлюсь к завтрашней поездке в пансион.

Засыпаю с полной уверенностью, что завтрашний день пройдет спокойно и сюрпризов не принесет.

И конечно же ошибаюсь.

Следующий день не задается с самого утра.

Ева, выбившись из режима, едва просыпается с утра, так что мы едва успеваем на достависту — длинную многоместную крытую повозку, которая идет почти до самого пансиона.

Небо затягивают тучи, моросит прохладный осенний дождь. Мы шлепаем по лужам, и я понимаю, что мои легкие туфельки совсем непригодны к встрече с превратностями погоды.

Хорошо, что у Евы в отличие от меня на ногах яркие ботиночки, зачарованные от промокания и холода.

Чмокаю дочку на прощание, отпуская на занятия, а сама спешу к директрисе.

Я планирую заглянуть к миссис Баттерсис до начала рабочего дня, чтобы поговорить о возможности полного проживания в пансионе.

Знаю, что для преподавателей здесь есть специальное общежитие. Возможно, и для помощницы целительницы с дочкой найдётся местечко.

Стучусь и, получив ответ, вхожу.

Миссис Баттерсис сидит за большим столом, который завален бумагами так, что не видно ни кусочка столешницы.

Она поднимает на меня взгляд, а от ее слов у меня кровь леденеет в жилах.

— Элисон, наконец-то ты явилась, — ее тон тоже не предвещает ничего хорошего. — В целительской пропал экспериментальный отвар. С запрещенным ингредиентом. Потрудись объяснить, как так вышло. Ведь с ним работала именно ты!

23. 8.2

Ощущение — будто на меня выливают ушат ледяной воды, которая ознобом стекает от макушки до самых пяток.

Ничего не понимаю. Да, я работала с разными ингредиентами, но разве брала то, что не положено?

Корень мирника для настоя Дейва — не в счет. Он очень редкий, но ведь не запрещен?

И когда я говорила графу Эвою, где именно искать настой — даже не предполагала, что дело может приобрести такой поворот.

— Я работала над отваром на основе корня мирника. Для брата, с разрешения миссис Жюсс, — не скрываю, это ведь правда. — Но в нем не было ничего запрещенного.

— При чем здесь мирник? — морщит нос миссис Баттерсис. — Я говорю про совсем другой ингредиент. Не морочь мне голову!