Почему-то мне это кажется таким интимным, неправильным, что я тут же отдергиваю руку.
Сердце снова стучит в висках, а губы пересыхают.
— Не представляю, как можно упустить свою истинную, — тихо произносит Кристофер. — Если бы я нашел свою, не отдал бы никому.
— Тут другое, — отчего-то поясняю я, хотя откровенничать с графом нет никакого желания, да и сил, если признаться.
К счастью, в комнату вновь вбегает Ева, которая, как и обещала, приносит новую игрушку, чтобы показать.
Кристофер, сославшись на дела и пообещав узнать все, что сможет, покидает нас.
А мы с дочкой играем какое-то время, болтаем, обедаем вместе прямо в комнате.
Пока дочка не засыпает у меня под боком, время послеобеденного сна у нас по расписанию.
Честно говоря, я и сама закрываю глаза, чувствуя слабость.
Кладу руки на живот. И пытаюсь услышать себя изнутри, как бы странно это ни звучало.
Помню, я поняла, что мы ждем Еву буквально с первых дней. Не знаю почему. Просто знала.
Меня распирало от новых эмоций, казалось, я люблю весь мир.
И когда родилась дочка — весь мир замкнулся на ней. Рядом был он — тот, кто открыл мне этот мир, подарил и бросил к ногам.
Пожалуй, я была самым счастливым человеком во всем Золотом Пределе.
Сейчас же все кардинально по-другому.
Нет, то чудо, что живет во мне, которое я так долго ждала, безусловно, вызывает у меня радостное волнение, трепет, безграничную любовь.
Но мой мир рушится. Точнее, уже.
Прошлого нет. И мне предстоит выстроить новый.
В одиночку.
Скажу ли я Рейнару о беременности?
Сложный вопрос, на который я обещаю себе подумать чуть позже, когда наберусь сил.
Сквозь сон до меня доносится тихий скрип двери, но я тут же вскидываясь, поднимаю голову и распахиваю глаза.
В дверях застыл Кристофер, оглядывая открывшуюся ему картину.
Дочка сладко сопит, а я пытаюсь встать.
— Лежи, — шепчет граф, подходя ближе.
— Удалось что-нибудь узнать? — говорю практически одними губами, не хочу будить Еву раньше времени.
Кристофер коротко кивает, порывистым движением руки проводит по белым волосам, словно собираясь с силами, чтобы сказать.
— Хорошая новость, Эли, — не томит меня более ожиданием граф, — твой брат жив. Но есть и плохая.
Боги! Закусываю щеку изнутри и сжимаю кулачки.
Неужели… Что-то с Реем?
Не может быть…
18. 6.3
— Я нашел его в ущелье, около водопада, — продолжает Кристофер. — Он лежит у воды. Обратиться не может и к себе никого не подпускает. Судя по всему, он ранен, и ему нужна помощь.
Он жив! Облегченно выдыхаю. Это самое главное. А с остальным… Да, ему, безусловно, надо помочь. Но как?
— Мне нужно увидеть его, — бросаю я задумчиво, но чем больше об этом думаю, тем сильнее эта мысль кажется правильной. — Возможно, если он увидит меня, узнает, я поговорю с ним… Вдруг это поможет…
Кристофер проходится по мне внимательным взглядом. Что-то тлеет на дне его желтых глаз, такое, что я опускаю глаза и натягиваю легкое одеяло, которым накрыта, до самой шеи.
— Тебя туда нельзя, — категорично заявляет граф, и я удивленно смотрю на него. — ты забыла, у тебя постельный режим?
— Но не можем мы бросить Дейва? — в отчаянии шепчу я. Осознание, что брат мучается где-то в одиночестве, невыносимо. Ведь по сути, это из-за меня. С моим приездом его привычная жизнь резко изменилась.
— Возможно, мне стоит взять людей и попробовать его усыпить, чтобы осмотреть раны, — в задумчивости Кристофер отходит к окну и смотрит вдаль, обдумывая свои слова.
Я же кусаю губы и мну краешек одеяла, в который вцепилась.
У меня тоже родилась одна мысль. Но беда в том, что я не знаю, можно ли доверять графу.