Он был сонным и капризным, дольше обычного выбирал носки, отказываясь надевать те, что я предложила. Маленький бунт против рутины, или, может быть, дети чувствуют напряжение, даже когда мы пытаемся его скрыть?
– Мам, а папа отвезет меня сегодня? – спросил сынишка, ковыряясь в тарелке с кашей, отодвигая ягоды в сторону, хотя обычно съедал их первыми. Его темно-карие глаза, копия отцовских, смотрели с надеждой, разрывая мое сердце на части.
– Нет, солнышко, у папы сегодня ранняя встреча, – солгала я, не желая расстраивать сына правдой о том, что его отец просто не хочет тратить время на дорогу до сада. Олег редко отвозил его, предпочитая поручить это мне или водителю, нанятому компанией. «Ты же все равно не работаешь полный день», – часто говорил он, словно мои четыре часа в архитектурном бюро были просто хобби, а не карьерой, от которой я частично отказалась ради семьи.
– Он всегда занят, – надул губы Саша, и в этом детском жесте было столько взрослой горечи, что защемило в груди. – Петин папа возит его в сад каждый день. И забирает тоже. А мой – никогда.
Я погладила его по растрепанным волосам, чувствуя, как в горле образуется ком размером с кулак:
– У всех разные графики работы, милый. Папа очень старается для нас, – слова звучали фальшиво даже для меня самой. – Зато мы с тобой можем по дороге петь твои любимые песни.
Хотела добавить что-то еще, но звук шагов заставил меня замолчать. Олег вошел на кухню, уже полностью одетый в темно-серый костюм, блестящий, дорогой, безупречный. Как и весь его внешний образ – выбритый, причесанный, с едва уловимым ароматом парфюма. Не единого признака, что еще двадцать минут назад он спал, запутавшись в одеяле.
– Доброе утро, – произнес муж хриплым со сна голосом. Потрепал Сашу по голове механическим жестом, словно проверяя, на месте ли сын, и налил себе кофе из приготовленного мной кофейника. – Как спалось, чемпион?
– Нормально, – пожал плечами Саша, бросив на меня быстрый взгляд. – Пап, а ты придешь на мое выступление в пятницу? Я буду деревом в осеннем спектакле.
Олег замер на мгновение, поднеся чашку к губам, и я увидела, как в его глазах мелькнуло раздражение, тут же скрытое вежливой улыбкой:
– Постараюсь, сынок. Если не будет срочных дел.
Саша снова опустил взгляд в тарелку, но я заметила, как поникли его плечи. Не первое невыполненное обещание, не последнее разочарование.
– Алиса, напомни своей матери, что мы ждем ее в гости на следующей неделе, – Олег перевел взгляд на меня, сделав ударение на слове «своей», словно открещиваясь от родства. – Меня достали ее звонки. Трижды за вчерашний день, серьезно?
– Она беспокоится, – ответила я, поправляя воротник на рубашке Саши, чтобы скрыть дрожь в пальцах. Мама всегда чувствовала, когда со мной что-то не так. Её звонки участились именно тогда, когда Олег стал отдаляться. Совпадение? – Ты же знаешь, какая она. После папиного инсульта она боится за всех нас.
– Знаю, – буркнул муж, делая глоток кофе, словно пытаясь смыть неприятный привкус разговора. – И знаю, в кого ты такая же контролирующая. Вечно проверяешь, где я и с кем. Это утомляет, Алиса.
Удар ниже пояса. Неприкрытое обвинение, выворачивающее реальность наизнанку – не он изменяет, а я слишком много требую. Классический прием, о котором я читала в статьях о психологическом насилии, но никогда не думала, что стану его жертвой.
Я вскинула голову, чувствуя, как кровь приливает к щекам, окрашивая их предательским румянцем:
– Что, прости? – мой голос звучал тихо, но в нем звенела сталь, которой я сама от себя не ожидала.