Я молча кивнула, хотя он не смотрел в мою сторону. В горле стоял ком, который не получалось проглотить, а в груди разливалась тупая боль, словно кто-то медленно выкручивал мое сердце.

– Пойду в душ, – бросил муж и вышел из кухни, его шаги гулко отдавались по коридору, оставив меня наедине с разрушенным миром, расколотым на острые осколки утраченного доверия.

Я прислонилась к холодильнику и закрыла глаза, чувствуя, как по щекам катятся горячие слезы. Магнитик с нашей семейной фотографией из прошлогоднего отпуска в Греции впился мне в спину – маленькое напоминание о времени, когда мы были счастливы. Или я только думала, что мы счастливы?

Воспоминания последних месяцев заиграли новыми красками: поздние возвращения, неожиданные командировки, раздражительность, отстраненность в постели, новые рубашки и запах незнакомого одеколона… Как долго это продолжалось? И почему я не видела знаков раньше? Почему закрывала глаза на очевидное, цепляясь за иллюзию идеального брака?

За стеной зашумела вода – Олег принимал душ, смывая с себя следы дня, проведённого с другой женщиной. А я стояла на кухне, оцепеневшая от боли и осознания, что наш брак, как тот синий сервиз, который подарила нам на свадьбу его мать: ещё целый на вид, но с незаметной трещиной, которая в любой момент может расколоть его на части.

Я посмотрела на свое отражение в окне – бледное лицо с покрасневшими глазами, растрепанные волосы, которые я не успела уложить, и горькая складка у губ, которой не было ещё несколько часов назад. Что ж, теперь я знала, куда бежали минуты наших жизней, когда часы на кухне показывали почти полночь…

Следующее утро началось, как обычно, хотя весь мир вокруг меня уже был другим. Я проснулась раньше будильника, в 5:47, когда небо за окном только начинало светлеть, приобретая оттенок выцветшей джинсы. Лежала на самом краю кровати, боясь пошевелиться, ощущая холод простыни там, где она не согрелась от тела. Олег спал, повернувшись спиной – широкой, когда-то казавшейся такой надежной, теперь чужой и отстраненной. Между нами пролегала невидимая стена, толще и прочнее любой крепостной – стена изо лжи, предательства и невысказанных слов.

Я наблюдала, как его спина размеренно поднималась и опускалась в такт дыханию. Спал ли он так же спокойно рядом с ней? Шептал ли «Дарье (работа)» те же слова, что когда-то мне? Тошнота подкатила к горлу, и я поспешно встала с постели, стараясь двигаться бесшумно, хотя внутри меня бушевала буря, способная, казалось, разрушить дом до основания.

Горячий душ не смыл тяжести с сердца. Я стояла под обжигающими струями, позволяя воде смешиваться со слезами, и в мыслях проигрывала десятки сценариев: от тихого ухода с Сашей до скандала с битьем посуды и публичным разоблачением. Но на поверхность всплывали лишь вопросы без ответов: как долго? почему? что будет с Сашей?

Приготовила завтрак, методично нарезая фрукты для Сашиной овсянки – идеальными кубиками, как любил сын. Мои руки двигались на автопилоте, выполняя привычный ритуал: кофе для Олега, ровно 93°C, две ложки сахара; хлопья с молоком для Саши; тост с авокадо для себя, хотя мысль о еде вызывала только отвращение. В безупречной хореографии утренних движений я искала спасение от хаоса в голове.

Разбудила Сашу, как всегда, покрывая его сонное личико поцелуями, вдыхая запах детского шампуня и сладковатый аромат сна. Его волосы, такие же темные, как у Олега, торчали во все стороны. Помогла ему собраться в детский сад, подбирая одежду по погоде – начало октября обманчиво солнечное, но уже прохладное.