В пятницу вечером Олег удивил меня, вернувшись домой раньше обычного. Я стояла на кухне, нарезая овощи для салата – простое действие, которое парадоксальным образом успокаивало нервы, – когда услышала звук открывающейся двери. Рука с ножом на мгновение замерла над разделочной доской, а сердце вдруг пустилось вскачь. Слишком рано. Его никогда не бывает дома раньше восьми в пятницу.

Он вошел в кухню с большим букетом темно-красных роз на длинных стеблях и бутылкой вина. Его улыбка была широкой, открытой, почти как в те времена, когда мы только познакомились, но глаза оставались холодными и расчетливыми.

– У нас праздник? – спросила я, принимая цветы и чувствуя, как сердце сжимается от фальшивой идиллии этой сцены. Розы были свежими, с капельками воды на бархатистых лепестках, но их густой аромат вызывал странное чувство тревоги. Я не люблю красные розы. Никогда не любила. Предпочитаю полевые цветы или нежные пионы. Олег знал это… когда-то.

– Разве мне нужен повод, чтобы порадовать свою жену? – улыбнулся муж и поцеловал меня – не в щеку, а в губы, впервые за долгое время. Его губы были сухими и настойчивыми, а дыхание отдавало мятной жвачкой, которой он всегда маскировал запах сигарет.

Я поставила цветы в высокую хрустальную вазу, наблюдая в отражении стеклянной дверцы кухонного шкафа, как он открывает вино и достает бокалы – мои любимые, венецианские, с тонкими стенками и изящными ножками. Он помнил, какие бокалы я люблю, но забыл, что я не выношу красные розы. Избирательная память или расчет?

– Где Саша? – спросил Олег, разливая вино глубокого рубинового цвета, похожего на густую кровь. В его голосе звучала странная смесь праздности и напряжения, которая заставила меня насторожиться.

– У моей мамы, – глухим голосом ответила, принимая бокал и стараясь, чтобы рука не дрожала. – Сегодня же пятница, ты забыл? Она забирает его на ночь каждую вторую пятницу месяца.

Олег кивнул с довольным видом, и в его глазах промелькнуло что-то, похожее на удовлетворение: – Значит, у нас романтический вечер вдвоем.

Что-то в его тоне меня встревожило. Это не было похоже на спонтанное решение. Он явно что-то планировал, и мое сердце забилось чаще, предчувствуя неладное. Я отпила глоток вина, чтобы скрыть беспокойство. Сухое, терпкое, оно обожгло горло, оставив послевкусие, напоминающее о наших первых свиданиях, когда мы могли часами сидеть в маленьких винных барах, разговаривая и смеясь…

Мы поужинали в непривычной тишине, нарушаемой лишь звоном столовых приборов и редкими репликами. Олег расспрашивал меня о повседневных мелочах, о Саше, о моей матери, о кружке плавания, на который начал ходить сын. Казалось, он искренне интересуется моей жизнью – как в первые годы нашего брака, до того как его бизнес пошел в гору, до того как появилась Дарья.

Я отвечала осторожно, следя за каждым словом, чувствуя себя канатоходцем над пропастью. Что-то подсказывало мне, что всё происходящее – представление, срежиссированное Олегом, и я должна сыграть свою роль правильно, чтобы не вызвать подозрений.

После ужина он предложил посмотреть фильм в гостиной. Мы сидели на диване, я – напряженная как струна, стараясь сохранять между нами дистанцию, он – расслабленный и уверенный в себе, периодически пододвигаясь ближе, случайно касаясь моего колена или руки. На экране мелькали кадры какой-то романтической комедии, но я не могла сосредоточиться на сюжете. Мысли прыгали от встречи с адвокатом к документам, спрятанным в коробке со старыми фотоальбомами, от них – к вопросу, как обеспечить Сашу, если придется уйти из дома.