Мама замолкает. Её руки на мгновение замирают, но только на секунду. Потом она снова гладит меня. Только теперь — сильнее, крепче.

— И что? — мягко спрашивает она. — Это повод плакать до потери дыхания?

— Да! — почти кричу я. — Потому что я… я даже не успела проститься с ним как с любимым. Он ушёл, как будто я — никто. А теперь у него будет семья. С ней. Не со мной. Я оказалась просто... переходным этапом, понимаешь?

Мама аккуратно отводит мои волосы со лба. Смотрит так, будто видит меня насквозь.

— Нет, Фаина. Ты была домом. Ты была тылом. Той, за счёт которой он вообще стал мужчиной, способным кого-то вести за собой. А эта — Марина… она временная, ты увидишь.

— Но у неё будет его ребёнок, мам. Я не могу это не чувствовать. Мне больно! — я снова закрываю лицо руками. Всё, что я держала в себе — выходит. Грязно, нелепо, тяжело.

— Так и тебя будет, — тихо говорит мама, прижимая меня к себе, — и эти твои слезы ему совсем не нужны.

— Что? — шепчу я.

— Беременный, тем более в твоем возрасте, категорически запрещено, — твёрдо говорит мама, но в её голосе нет ни упрёка, ни холодности. Только тревога. Чистая, материнская тревога. — Я вчера по телевизору слышала, что один богатый мужчина, наделал себе тридцать детей. И всем помогает. И фамилия у него… Дурак, кажется…

— Дуров, — шмыгаю носом и отстраняюсь. Смотрю на неё. Слёзы всё ещё текут, но уже медленнее. Потому что её слова сбивают с толку.

— О, точно! Он самый.

Она вздыхает. Садится на табурет у стола и подзывает меня жестом, как в детстве, когда собиралась говорить о чём-то серьёзном.

— Фая, послушай. Тебе нельзя так эмоционально реагировать на своего бывшего мужа.

Я сажусь рядом, опустив плечи.

— Я не собиралась, — шепчу. — Оно само получилось. Просто… Я их случайно встретила, а потом его марина мне в туалете справку о беременности показала. Когда она показала мне эту бумажку, я вдруг почувствовала, как будто у меня забрали что-то последнее. Как будто, теперь уже совсем нечего спасать.

Мама смотрит на меня долго. Мягко, но прямо.

— У тебя — всё впереди, — говорит она. — Я не знаю, что будет с Виктором и с этой его… Мариной. Может, они и правда будут вместе. Может, нет. Но ты не можешь жить, каждый день прокручивая их жизнь вместо своей. Не можешь сгорать на костре, который сама же и разожгла в голове.

Я отвожу взгляд.

— А если я не смогу без него? Мам, я ведь всё ещё… я…

— Любишь, — заканчивает она за меня. — Я знаю. Но знаешь что? Любить — это не стыдно. Гораздо стыднее — предавать. Он выбрал уйти. Это его выбор. А твой — теперь научиться жить без него.

Я прикрываю глаза.

— Мне страшно. Я не знаю, кто я теперь. Без него. Без нас.

— Ты — моя дочь, — спокойно говорит она. — И мама, Фаюшка. Можешь реветь, не спать ночами, хочешь — даже пиши ему письма, которые не отправишь. Но ты должна помнить: внутри тебя есть та самая девочка, которая когда-то не побоялась жить. Она — ещё там. Она просто устала.

Я вдыхаю. Глубоко. Тихо.

— Мам…

— Все! Хватит сырость разводить, — отвечает она. — Давай, лучше иди умойся да в порядок себя приведи. Потом поужинаем.

Я молчу. Всё ещё дышу урывками, но в груди становится чуть-чуть… тише.

Девы мои прекрасные, надеюсь Вам со мной не скучно) Будет интересно услышать Ваши комментарии по поводу сюжета. Потому как, мне очень важно писать для Вас интересные и яркие сюжеты!

10. 10

Фаина

Тогда…

Год первый. Осень. Москва.

Я тогда ещё носила кольцо с непривычкой — постоянно крутила его на пальце, будто проверяла: правда ли всё это со мной? Правда ли я теперь «жена Виктора Эдуардовича»?