Кто, блин?.. Викусь? Да он. Бы меня придушил, если бы я называла его имя в подобной интерпретации! Но ей, видимо, все можно.

— Я тебя просил не называть меня так! — рявкает Виктор так, что люди, сидевшие за соседнем столиком, затихают от испуга.

— Прости, — Марина роняет взгляд на свои ноги. Слишком, слишком наиграно.

— Ну, не буду мешать, — говорит он наконец. — Приятного вечера, девочки.

Я киваю, не в силах говорить.

Когда они отходят, Анджела хватает меня за руку:

— Фая, ты как?

— Всё хорошо, — вру я. — Правда.

Но ей не нужно было объяснять. Анджела видит всё: мои сжавшиеся плечи, глаза, наполненные слезами, и то, как я невольно веду носом в его сторону, словно пытаюсь ещё хоть раз вдохнуть его запах.

Я всё ещё люблю.

Я всё ещё… его.

И это — больнее всего.

— Я сейчас… на минутку, — бормочу, поднимаясь со стула. Голос дрожит. Сердце глухо стучит в ушах.

Анджела не задаёт лишних вопросов. Только мягко кивает. И я благодарна ей за это. Я иду по коридору ресторана, будто сквозь воду. Всё вокруг кажется замедленным. Лица, разговоры, музыка — всё глухо и будто бы не со мной.

В туалетной комнате пусто. Только слабый аромат ландыша от освежителя и моё отражение в зеркале.

Я подхожу к раковине. Лёгким движением включаю холодную воду, набираю её в ладони и резко умываюсь. Вода обжигающе свежая. Но легче не становится.

— Держись, Фаина, — шепчу себе. — Соберись.

Я выпрямляюсь, вытягиваю губы в нечто похожее на улыбку — и в этот момент открывается дверь. Я слышу её каблуки раньше, чем вижу лицо.

Марина.

Она заходит, словно в своё логово. Замыкает за собой щелчком защёлку. И облокачивается о край раковины, скрестив руки.

— Всё-таки зашла, — протягивает она, внимательно глядя на меня. — Я думала, ты убежишь раньше.

Я молчу. Просто смотрю на неё.

— Знаешь, — продолжает Марина, — я думала ты другая... Дерзкая как твоя подружка.

Она подходит ближе. Теперь между нами меньше метра.

— Но вижу, что ошибалась… — она делает паузу, и её голос становится тише, глубже, — Обычная сорокалетняя глупая клуша.

— Не спеши радоваться, — у меня вдруг прорезается голос. — Лет через пятнадцать ты такой же будешь.

Я чувствую, как холод ползёт по позвоночнику.

— Это вряд ли, — хмыкает. — Тем более рядом с таким мужчиной. Ты же знаешь, как он ведёт себя ночью? — её голос становится почти ласковым. — Как он держит за волосы, как прикусывает плечо? Как шепчет, что ты только его?

Я отвожу взгляд. Она продолжает:

— Он говорит это мне, Фаина. Каждую ночь.

Я поднимаю глаза — и вот тут она резко меняется. В её лице появляется что-то другое. Хищное.

— Но, честно говоря, — она вдруг наклоняется к моему уху, — я сюда пришла не про Виктора говорить.

Я отстраняюсь, ошарашенная.

— Что?

Марина медленно улыбается. Вытаскивает из кармана тонкий, сложенный пополам лист бумаги и протягивает мне.

— Почитай, пока не поздно.

Я беру лист с дрожью в пальцах. Разворачиваю. Внутри справка о беременности.

Я поднимаю глаза на Марину. Она улыбается уголками губ. Очень спокойно. Слишком спокойно.

— Сюрприз! — самодовольно произносит она, и в этом слове больше яда, чем радости.

Я не сразу понимаю, что чувствую. Меня будто окатывает ледяной волной, а затем — вспышка жара. Сердце резко уходит вниз, в желудок, и я машинально сжимаю бумагу, словно это не справка, а горящий факел.

— Это… правда? — хриплю я, не веря, что задала этот глупый, никчемный вопрос. Но мне нужно было услышать это. Нужна была крошечная надежда, что она соврала, что подделала, что это её очередной спектакль.

Марина делает шаг назад.