Гад! Предатель и сволочь! Ненавижу!
Сижу так, пока плечи не перестают подрагивать от рыданий. Потом вскакиваю и подлетаю к окну, открываю его. Нет, прыгать не вариант. Внизу кусты роз, которые подвязаны к длинным прутьям. Этак я рискую напороться на один из них.
Может, соорудить веревку из постельного белья?
Нет. Не выгорит. На выходе стоит охрана, и Герман наверняка уже приказал не выпускать меня из дома. К тому же он четко дал понять: уйду одна, без дочери. Если сбегу сейчас, он точно ее спрячет.
Снова пытаюсь докричаться до Геры, тарабаню по двери что есть сил. Кричу, пока не начинаю хрипеть. Без толку.
Тогда бухаюсь на кровать и обвожу комнату обреченным взглядом. Я так люблю здесь каждую мелочь… Но мне и в голову не могло прийти, что эта спальня однажды станет моей тюрьмой.
Неужели мне и правда придется сидеть тут до утра? Похоже, что так.
Голову бомбардируют столько разрозненных мыслей, что она начинает трещать.
Я хожу из угла в угол, как запертый в клетку озлобленный раненый зверь, снова пытаюсь докричаться до Германа. Безуспешно.
В конце концов усталость берет свое, и я ложусь на кровать. Как есть, в одежде. Готовая вскочить в любой момент.
Так и ворочаюсь без сна, прокручивая различные варианты предстоящего разговора с мужем. Однако все они оказываются далеки от того, что на самом деле происходит утром.
5. Глава 5. Шок
Маша
Я просыпаюсь от скрипа открывающейся двери и тяжелой поступи.
Распахиваю веки, а передо мной — муж с подносом в руках.
Я приподнимаюсь на кровати и кошусь на поднос. Там исходит паром кружка кофе, на тарелке лежит пара аппетитных круассанов, а на второй — нарезка из фруктов.
— Доброе утро, соня, — улыбается во все тридцать два зуба Герман, кивает на поднос, приземляя его на прикроватную тумбочку: — Завтрак в постель.
И такой у него обволакивающий, вибрирующий голос, что я непроизвольно улыбаюсь в ответ. Обычно такие завтраки ему приношу в постель я, но он и сам частенько меня балует.
Муж присаживается на кровать, кладет ладонь мне на лодыжку, ведет вверх плавным нежным движением, и я облегченно выдыхаю.
— Доброе утро. Мне тут такой сон снился, — качаю головой и подергиваю плечами, — как будто ты…
…мне изменял, а потом запер в комнате, пригрозив забрать дочь, если решу уйти. Но эти слова так и застревают в горле. Нет, я даже произносить вслух такое не хочу.
Слава богу, это всего лишь сон. Жуткий кошмар. У нас все по-прежнему. Муж меня любит и, разумеется, не изменяет. Вон, даже завтрак в постель принес.
В этот момент мой взгляд падает вниз. На платье, в котором я и уснула. А затем — на рамки с фотографиями, что валяются на полу. Это сделала я — смахнула на пол все, что стояло на комоде, когда в бешенстве носилась по комнате.
А еще уже под утро разрезала ножницами несколько костюмов Германа в гардеробной, свалив их в одну кучу. Да, пришлось попыхтеть, ножницы-то маленькие, маникюрные. Однако я все равно сидела на полу, с остервенением кромсала дорогущие костюмы, рыдая и представляя на их месте дражайшего супруга и его причинное место. В тот момент мне было так больно, так обидно, что стало решительно плевать, как он отреагирует.
Будь он в тот момент в комнате, точно бы не удержалась, кинулась с ножницами к нему и воткнула пониже пояса.
Я мысленно стону. Значит, мне ничего не приснилось.
Тогда какого хрена Гера явился с завтраком и такой улыбочкой, словно ничего и не было?
Я тут же выпрямляю спину, подтягивая одеяло чуть ли не до подбородка. Вжимаюсь в спинку кровати и широко раскрытыми от ужаса глазами смотрю на мужа.