Сегодня это чизкейк «Нью-Йорк». Я уже поделила его на порции, и когда выношу в столовую, муж неотрывно следит и за самим блюдом, и за моими руками.

Я кладу по кусочку гостям, приподнимаю следующий, чтобы положить дражайшему супругу, как вдруг он говорит:

— Можно мне другой, пожалуйста? — Добавляет, чтобы гости ничего не поняли: — Побольше. Очень уж люблю твои торты.

В этот момент мне еле удается сдержаться, чтобы не расплыться в довольной улыбке.

Да, как оказалось, у мужа от меня много тайн, но несколько лет совместной жизни дают о себе знать.

Я рассчитывала, что после мяса и супа он так и поступит. Именно поэтому сейчас держу на весу нормальный кусок. С сюрпризом — следующий.

Я понимала, что иду на риск, и, если бы я ошиблась, испорченный кусок достался бы мне. Но все прошло как по нотам.

— Конечно, милый.

Я кладу обычный чизкейк себе, а ему достается тот самый кусок, с сюрпризом.

На этот раз там соль. Много соли. Нет, не так — очень много соли.

Затаив дыхание, смотрю, как муж отправляет десерт в рот.

И ловит на себе взгляд Елены Александровны.

— Очень вкусно, правда? — интересуется она.

— П-правда, — старательно жует Герман, и я вижу, как тяжело ему дается держать лицо.

Ничего не могу с собой поделать — расплываюсь в улыбке.

Нет, ну а что. Ты ведь за разнообразие, дорогой? Вот тебе разнообразие.

Знаю, после ужина муж устроит мне разборки, но сейчас испытываю злорадное удовлетворение. Да, может, по-детски, но я хоть немного отвела душу, и это того стоило.

Гера смотрит на меня так, словно видит в первый раз. И теперь в его взгляде не только злость, но и удивление.

Похоже, не ожидал от меня такого «ужина». Совсем не ожидал.

Впрочем, раньше мне бы это и в голову не пришло — было незачем.

А теперь… Раненая женщина, загнанная в угол, способна на многое. И этот ужин — лишь начало.

И ты, Гера, скоро в этом убедишься.

4. Глава 4. Преступление и наказание

Маша

Между тем вечер продолжается, но я пропускаю мимо ушей все, что говорят гости.

Всматриваюсь в каменное лицо Германа и гадаю: когда наши отношения свернули не туда? Когда все изменилось, а я не заметила?

И этот его взгляд — резкий, колкий. Он разительно отличается от того, каким он смотрел на меня еще вчера. И в начале отношений. И когда я забеременела.

Это случилось до свадьбы, и я до сих пор помню, как на ватных ногах шла к Гере, чтобы сообщить эту новость. Боялась, как воспримет, ведь на тот момент мы встречались недолго и не успели обсудить вопрос детей. К тому же предохранялись.

В общем, я призналась ему дрожащими губами, комкая пальцами край платья. Оцепенела в ожидании ответа, а он так обрадовался! Разулыбался, закружил в воздухе, сказал, что это лучшая новость, которую я могла ему сообщить.

Всю беременность носил на руках, ухаживал и берег так, словно я хрупкая статуэтка, самое ценное сокровище в мире. Легко сам срывался посреди ночи, если мне хотелось какой-нибудь малосовместимой пищи, вроде сочника с творогом и селедки.

Это не изменилось и после беременности. Мы все так же проводим время вместе, часто разговариваем, обсуждаем будущее, смотрим фильмы вечерами, гуляем, ездим отдыхать. В общем, делаем все то, что делает обычная семейная пара.

И дочь для него — любимая принцесса. Он постоянно балует ее, покупает любую игрушку, стоит дочери ткнуть в нее пальцем. Лишь смеется, когда я жалуюсь, что их уже некуда складывать: «Ничего не могу с собой поделать. Лика вырастет той еще сердцеедкой. Вон, как мастерски вьет из меня веревки!»

Как, ну как в Германе могут сочетаться любящий муж и отец и беспринципный изменщик?