Сердце тут же ухает вниз, и внутренности стягивает тугим узлом. Дыхание сбивается, и я в полном шоке смотрю на мужа. Он ведь знает, как я люблю Лику. Больше всего на свете. И никогда, ни за что ее не брошу.

— Ты не посмеешь! — сиплю ошеломленно.

— Еще как посмею, — многообещающе прищуривается Герман. — Я могу прямо сейчас позвонить, дочь заберут у моей матери и увезут туда, где ты ее никогда не найдешь. Ну, что скажешь? Все поняла или еще добавить?

Внутри все леденеет от озвученной им перспективы. Его вид прямо кричит о том, что он действительно это сделает — заберет у меня мою Лику.

— Я все поняла… — киваю, с трудом глотая возникший в горле ком гигантских размеров.

— Точно поняла?

— Точно, — еле выдавливаю. Тело пробивает озноб, а к горлу снова подступает тошнота: так тяжело мне дается этот ответ.

— Умница. — Герман наклоняется ко мне и проводит большим пальцем по губам. Мне дорогого стоит выдержать это прикосновение. Прикосновение, которое я так любила раньше. — Все, действуй. И приведи себя в порядок, выглядишь как пугало.

Муж выходит из кухни, а я хватаю со стола голубую тарелку и швыряю ему в след. Она бьется об уже закрытую дверь, не достигая адресата.

Что-то многовато на сегодня осколков… Солонка, тарелка, мое сердце…

Обнимаю себя за плечи, пытаясь унять слезы и дрожь, бегущую по всему телу, но ничего у меня не выходит. Снова всхлипывая, злобно пихаю ни в чем не повинное мясо в духовку и выпрямляюсь, прищуриваясь и поджимая губы.

На место отчаянию и разъедающей душу боли приходит мрачная решимость.

Муж прав: если он изменяет мне с Аленой, идти мне, тем более с дочкой, некуда и не на что. Есть крестная, но она живет в деревне, а сейчас я даже позвонить ей и то не могу — она лежит в больнице после тяжелой операции. Помочь ничем не сможет, разнервничается, и все.

А еще… я не врала Гере. Я поняла.

Точно поняла, что все равно заберу Лику и уйду. Вот только придется действовать скрытно и подготовить почву: найти жилье, работу, отложить денег на первое время и на адвоката — лучшего, которого смогу найти.

Значит, на какое-то время придется стиснуть зубы и играть роль жены.

Боже, дай мне сил.

А пока… Ты хотел ужин, дорогой? Ты его получишь.

3. Глава 3. Разнообразие

Маша

К приходу гостей я еле-еле успеваю закончить все запланированное, и, когда раздается звонок в дверь, как раз рассматриваю лицо в зеркале ванной комнаты.

Вид у меня, конечно, так себе, но патчи под глаза, а затем консилер и пудра практически полностью спасли положение.

— Ты где? — слышу громогласный голос Германа из коридора. — Давай скорее.

И если раньше я бы радостно полетела к нему, чтобы вдвоем встретить гостей, как обычно, то теперь делаю каждый шаг через силу.

Когда подхожу ближе, муж проходится взглядом по мне и приталенному платью пудрового цвета.

— Все успела?

— Да, — киваю.

Старательно сдерживаю ехидную улыбку. Ужин выйдет что надо.

Через минуту Стояновы проходят внутрь, и муж приобнимает меня за талию.

Я за малым не дергаюсь, чувствуя, как жжет то место, которого он касается. Приходится терпеть.

Гера говорил, что Стояновы в браке почти двадцать лет, но Игорь Валерьевич, высокий брюнет лет сорока с небольшим, до сих пор смотрит на стройную жену-шатенку так, словно она — самое важное в мире сокровище и они только что поженились.

И Елена Александровна отвечает ему ровно таким же взглядом.

Значит, можно пронести любовь через года, не растерять то, что было изначально?

Жаль, это не про меня и мужа. Моего Германа хватило ненадолго. Я мельком смотрю на него и гадаю: и правда, насколько его хватило? Когда он начал мне изменять? Через год? Два? Когда я забеременела? Или сразу?