Душу выворачивает наизнанку. Режет на куски.

И сердце, кажется, остановило ход.

Но я всё же сдерживаю себя. Не показываю вида, как мне плохо.

Потому что просто не могу допустить, чтобы она победила. Та, которая ненавидела меня с самого первого знакомства.

− Разумеется. – Улыбаюсь, хоть и нутро горит. – Мне тоже неприятно видеть ту потаскуху, которую Артём приволок в мой дом.

− Квартира принадлежала моему сыну до брака.

− Но именно я подбирала материалы для ремонта. Обставляла всё с такой любовью. Лишь бы вашему сыну было комфортно.

− И ему не было. – Припечатывает.

Смотрит холодно. В зрачках – лёд.

− Иначе бы он не искал утешение на стороне…

Замолкаю. Крыть нечем.

А свекровь довольно улыбается. Разворачивается на каблуках сапожек, направляясь к двери. Цокает по линолеуму.

И я мысленно желаю ей споткнуться.

Распахивает створку, наталкиваясь на медсестру Ирочку, которая держит в руках поднос с таблетками. Сейчас как раз время принимать лекарства.

Девушка покачивается. Отшатывается к стене, чтобы пропустить посетительницу.

− Ой! – Выдаёт испуганно.

Моя свекровь останавливается. Замирает как хищник перед прыжком.

Вцепляется пальцами в дверную ручку, а у меня внутри всё холодеет.

Обрывается.

И дышать тяжело.

Она же не надумала устроить скандал? Ведь ничего не случилось…

− Дарья Константиновна? – Ирина округляет глаза.

Спрашивает с такой благоговейностью, будто перед ней – икона. И едва поднос не роняет.

Раскрывает объятия.

Обнимает женщину с такой теплотой. Нежностью. Как давнюю знакомую.

Улыбается радостно.

− А я ещё думаю, не ваша ли это родственница у нас лежит? Фамилия-то не очень распространённая…

− Моя. – Свекровь оборачивается.

Скрещивает со мной взор. Тяжёлый. Высокомерный.

– Правда, Машенька скоро вернёт свою девичью фамилию. Эта – ей не принадлежит. Хмельницких не должно быть много.

Прожигает ненавистным взглядом. Искривляет губы в подобии улыбки.

Неестественной. Парализованной.

А у меня сердце обрушивается на уровень желудка.

И стучит вяло.

− А ты, значит, сюда устроилась? – Возвращает взор на медсестру.

Ласково треплет её по плечу. Как давнюю знакомую.

− Ну да, - Ирочка жмёт плечиками. – Вы же сами помогли мне продолжить обучение. Заплатили за последний год. И деньги отказались потом брать.

− Ну, - женщина замирает. Кокетничает.

Поправляет аккуратно лежащую причёску. Волосок к волоску.

И плечом ведёт.

− Я просто люблю помогать людям, Ириша. А мы с твоей матушкой раньше не разлей вода были. Это уж потом всё поменялось…

− Да, мамочка часто говорила, что вы дружили. – Голос медсестры меркнет.

Трескается.

А я уши навостряю. Не дышу.

Но от того, что эти двое знакомы, не жду ничего хорошего. Не Дай Бог Ира проговорится о моей беременности.

Поздравит Хмельницкую с будущим внуком…

Хочется прервать их разговор. Вставить слово.

Но эти двое меня не замечают. Продолжают беседовать в коридоре, распахнув дверь в мою палату настежь.

− Мамуля всегда просила меня за здравие вам свечки в церкви ставить, Дарья Константиновна. Не вы бы… - Всхлипывает некрасиво.

Прячет лицо в ладонях. Стремительно выдыхает.

Рвано.

− Я знаю, Ирочка, - моя свекровь прижимает девушку к груди.

Проводит ладонью по её русым волосам. Улыбается так сладко.

Кажется душевной и понимающей. Тонко чувствующей. Живой.

У меня же это не укладывается в голове.

Никак не вяжется с той личностью, которая только что вылила на меня ушат помоев. Унизила.

И которая до этого момента всегда носила нож за пазухой. Чтобы побольнее всадить мне его в спину.

Расковырять открытую рану.

− Но я рада, что и тебе помогла, и смогла хоть немного продлить жизнь Любаше. Она хоть не мучилась… перед уходом.