Просить о прощении.

После того, что я сама видела. И слышала.

− Что я жертвовала всем, лишь бы тебе было удобно? Думала в первую очередь о тебе, а потом – о себе? – Холодно спрашиваю прямо в лоб.

Подхожу ближе. Вцепляюсь пальцами в спинку стула. Облокачиваюсь, чтобы не упасть.

Потому что меня штормит. Качает.

А ещё в груди всё огнём горит. Печёт.

И физиономия Артёма, некогда такая любимая, сейчас мне кажется маской предателя.

Которую он, наконец-то, сбросил.

− Машуля, послушай… - Отходит на шаг назад.

Выставляет ладони вперёд. Смотрит с опаской.

− Дай мне рассказать…

− Что рассказать? В какой позе твоя помощница любит тр_хаться? – Фраза вырывается резко. С шипением.

Ярость застилает глаза.

Стелется туманом перед лицом.

И рука сама поднимает стул. С силой отправляет его в изменника.

− Маша! – Ставит блок. Успевает закрыться.

В растерянности переводит взгляд на пол. На то, что ещё недавно было стулом.

И ко мне в два прыжка подскакивает.

Хватает за запястья. Защёлкивает пальцы на коже, словно наручники.

И на себя тянет.

− Маша!

− Нет! Убери свои лапы! Убери! – Трепыхаюсь в стальных руках как выброшенная на берег рыба.

Артём не слышит. Или не хочет слышать.

Сгребает меня в медвежьи объятия. Дышит в ухо.

− Малыш… Машунечка моя… Прости… - Шепчет, обдавая жарким дыханием.

Баюкает в руках как маленькую девочку. Зарывается носом в мои волосы.

Жмёт ближе. Не отпускает.

− Отпусти, - рыдаю навзрыд.

Хочется убежать из больницы. От него. От себя.

И исчезнуть.

Только чтобы эта боль в груди перестала саднить.

− Нет, не отпущу, Маша, никогда… - Хрипит.

Пробегает губами по моей шее. Втягивает носом аромат парфюма.

И выдыхает с остервенением.

− Мне никто кроме тебя не нужен… Никто…

Мне больно. Очень больно это слышать.

А ещё понимать, что это – ложь.

Что всё это время муж беззастенчиво лгал мне. Имел другую женщину. Радовался, что будет сын.

Ходил с ней на УЗИ.

− Убери свои грязные лапы, Артём! – Выворачиваюсь из его тисков.

Дышу тяжело. Натужно.

И дверь распахиваю. Настежь.

Голос дрожит и срывается. Сипит, как после тонны мороженого.

А ещё сердце внутри просто ходит ходуном. Разрывает рёбра.

− Убирайся! И никогда больше не приходи!

− Завтра я улетаю в командировку. – В голосе Тёмы обречённость.

Но он всё же поднимает на меня глаза.

Тёмно-зелёные омуты засасывают. И дышать больно.

− На три дня, Маш. А потом я вернусь и заберу тебя отсюда.

4. Глава 3

Маша

*****

− Он не уступает, Ева. – Прячу лицо в ладонях.

Скольжу подушечками пальцев по скулам. И ощущаю, как кожа под ладошками снова намокает.

Горит.

− Смотри, твой Хмельницкий упёртый, - качает головой.

Продолжает гладить меня по волосам, замирая лишь на мгновение.

− Может, ты всё же с ним поговоришь?

− Нет. И давай закроем эту тему. – Припечатываю, скрещивая взор с подругой.

Выворачиваюсь из-под её руки. Расправляю плечи.

Говорю достаточно твёрдо. Так, чтобы Ева тоже поняла – для меня Хмельницкий умер. И похоронен.

Нет его больше.

− А не то я подумаю, что ты с ним заодно.

− Я заодно с тобой, дурёха. – В голосе блондинки мягкость и нежность. – Но я просто знаю мужиков. Если это разовая интрижка, то…

− Ева, у него скоро родится сын! – Кидаю тот аргумент, от которого у меня до сих пор внутри пожар.

Опаляет всё внутри. Сжигает дотла.

И я до сих пор не могу оправиться от шока.

Слишком больно осознавать это. Мириться. Потому что ребёнок – это на всю жизнь.

Даже если Артём не женится…

Да он женится. Дарья Константиновна просто не оставит ему выбора. Проедется по нему катком.

Будет шантажировать. Плакать.

Он не устоит.

Вскакиваю на ноги. Подхожу к окну.