- Да он, вроде и не достает…

Лена удивленно моргает. И, кажется, вообще не понимает, о чем я.

А вот я, наоборот, понимаю все слишком хорошо. Будто, наконец, нахожу недостающую деталь пазла и вижу всю картинку целиком.

Зачем Лена звонила мужу? Десять или сколько там пропущенных, это вообще к чему было? И так некстати приходит в голову ее аллергия. Действительно, она же покрывается пятнами и чешется, стоит ей только погладить собаку. Любой суд высмеет меня с этими доказательствами. Но мы ведь не на суде, и здесь я руководствуюсь не фактами, а интуицией, которая сейчас орет, что что-то не так. Поэтому я не жду, когда противник сгруппируется, а бью наугад.

- Леночка, а напомни, как давно ты спишь с моим мужем?

9. 5.2

Она молчит, но мне и не нужны слова. Я вижу всё и так. По вмиг побелевшему лицу, по странному излому бровей, по напуганным глазам, по подбородку, который дрожит мелко и часто, как дрожал когда-то в детстве. То ли я такая старая, то Лена и правда была сложным ребенком. Но я слишком часто видела это ее выражение лица. Например, когда она разбила окно в физкультурном зале. Или украла у одноклассницы кроссовки. Ленины родители были из неблагополучных и девочке приходилось донашивать одежду, в которую даже пугало нарядить страшно. А от обуви у Лены одно только слово, и никакого функционала. Когда семья обворованной девочки затеяла скандал, я постаралась все замять. Вернула деньги, а на оставшиеся от получки купила сапожки на рыбьем меху. Не очень теплые, но хоть воду не пропускали. И вот так же как сейчас дрожал ее подбородок, когда она поняла, что можно ходить по улице и не мерзнуть. Он дрожал, когда Лена впервые влюбилась, и это было не взаимно. И когда взаимно, тоже дрожал. И когда пришли списки поступивших, и мы поняли, что Ленка не добрала двух баллов до бюджета. Нисколько не сомневаясь, я взяла деньги с нашего отпуска, и оплатила коммерческое отделение.

Я видела это лицо, напуганное и жалостное так часто, что почти не удивляюсь, когда вижу его снова. Лена шмыгает носом, трет глаза, отчего вокруг них расплываются темные круги.

- Карина, прости меня, пожалуйста.

- Угу, - равнодушно киваю я.

Со стороны я выгляжу как прежде. Невозмутимой и сильной. Будто ничего не поменялось. Со стороны даже не понятно, что только что у меня вырвали сердце.

- Кариночка, прости, пожалуйста! Мы не хотели, оно вышло случайно!

- Да нет, Лен. Нет таких случайностей, чтобы взрослые люди письками друг с другом терлись. Вы же не лбом стукнулись, ну или не знаю, в автобусной давке он тебя за жопу случайно потрогал. В такое могу поверить. А в твои слезы – нет. Не было ничего случайного, вы меня обманывали, долго и с удовольствием.

Говорю, а сама смотрю в стол. Не хочется поднимать глаза и видеть Лену. Потому что в памяти до сих пор образ напуганной, всеми брошенной девочки.

А теперь это его девочка. Его любимая девочка, ради которой он сам бросил и меня, и семью, и наших детей и даже Графа. Бедная псина в чем виновата?!

- Карина, я понимаю, что тебе больно, но выслушай меня.

- Зачем?

- Я хочу, чтобы ты поняла, мы правда любим друг друга.

- Мне от этого должно стать легче?

Не выдерживаю и вскидываю на Лену взгляд. Она все такая же, как и раньше. Ничего не изменилось! И от этого в сто раз больнее.

- Карина, мы долго сопротивлялись нашим чувствам, и поверь, всякий раз говорили о тебе, о том, как все сделать так, чтобы и тебе было хорошо.

- О, уволь, пожалуйста. Третьей в вашем дуэте я быть не собираюсь. Хорошо они мне сделать хотели! Лена, не трахаться с чужими мужьями, вот что хорошо! А то, что сделала ты, это очень, очень плохо!