Каталина, ещё не понимая, куда я клоню, кивала и по рассеянности прикладывала платок к глазам и выказывала живейшее участие в разговоре.

— Мне так жаль, ваше величество. Я буду молиться Матери-Богини, чтобы никто из смертных больше не познал такого, — вымолвила она, и я ухватилась за её слова, как за ниточку, захлопывающую клетку.

Теперь зверьку, попавшему в неё, не вырваться. Прутья крепки, а рука, держащая замок, тверда.

— Как странно, что ты сама заговорила об этом. Воистину Богиня-Мать мудра и выбирает достойных служителей. Мне недавно было видение, Ты же знаешь, все знают, — тут я выделила голосом последнюю фразу, — что Боги иногда говорят через меня. Так вот, несколько недель назад мне во сне явилась старица и передала просьбу Богини, чтобы я скорее привела тебя к ней, потому что в твоих молитвах и бдениях будет особый толк. Ты избранна, Каталина, я даже завидую тебе и твоей будущей миссии.

Под конец мой тон стал слишком торопливым. Я боялась истерики. Но фрейлина слушала, раскрыв круглые глаза, и только бледнела. Надо же, всё оказалось проще, чем я думала!

— Но я замужем…

— Богиня в силах разорвать узы, мешающее служить ей с полной самоотдачей. Я сегодня же поговорю с Главной жрицей, не бойся, она не посмеет сказать слово против воли небесной покровительницы. Можешь пока идти, я ещё позову тебя, когда всё устрою.

Я отпустила Каталину, и та молча поднялась, поклонилась и вышла. А мне захотелось выпить белого как снег, вина за успех дела!

И только когда я встала со своего места, чтобы позвонить в золочёный колокольчик и позвать Одилию, то заметила, что брошь с чёрной жемчужиной осталась на кресле Каталины.

Тогда я не придала этому значения. Расстроилась молодая жена, вот и забыла «от радости» всё на свете. Отдам ей позже, когда представится случай.

И вскоре он подвернулся. Правда, всё пошло немного не так, как я ожидала.

5. Глава 5

— Ваше величество, мы будем молить Богиню-Мать и прочих Небожителей, чтобы они послали вам излечение, — говорила Главная жрица, после очередного осмотра моей раны.

Той самой, которую во время танца «случайно» нанесла мне Констанция. Прошёл месяц, и царапина, о которой я уже и думать забыла, открылась и начала сочиться кровью. Моя ладонь распухла и причиняла страдания.

Но ещё большие муки я испытывала от добровольного отказа от свидания с детьми. Целители сказали, что это может быть опасно для них. И я уже не знала, верить ли им. Верить ли кому-нибудь вообще?!

— Это всё она! Она прокляла меня, чтобы занять место подле короля, — плакала я на плече Эсмонда всякий раз, как король, брезгливо прижимая платок к носу, говорил, что это не просто болезнь, а кара Богов за мою самонадеянность и гордыню. И что я должна подчиниться их воле и добровольно уйти в обитель послушниц, как и планировалось ранее.

Мне снова пророчили судьбу Каталины, которая через месяц умрёт для мира, чтобы воскреснуть в новом имени и качестве.

— Или это жена Фармана? — я посмотрела на Эсмонда, пытаясь найти в его глазах или лице хоть намёк на отторжение. — Она сначала не взяла мой подарок, а потом приняла, чтобы через день отдать обратно!

— Не думаю, моя леди. Она слишком простодушна для этого.

— Каталина могла стать орудием в других руках.

Эсмонд кивнул и погладил мою больную руку.

Если бы он отвернулся от меня, то, клянусь, я бы спалила замок Двенадцати Башен дотла. Пусть бы все, кроме моих детей, пали жертвой стихийного пожара или молнии, это стоило бы мне жизни, такую силу нельзя черпать, не жертвуя ей свою душу, но зато мои враги не смеялись бы в спину. Не скалились, как стая лесных волков, на раненую медведицу.