Я скрестила руки на груди и недобро уставилась на наглеца.

— Между прочим, обидно, — пробурчала я, хотя внезапно меня осенило: было у меня одно хобби. — Я знаю, как варить мыло. Если смешать щелочь и…

— Масло, — продолжил за меня Бэдфорд. — Это знает каждая рье из дома Греф. Госпожа Томпсон, например, изготавливает потрясающее мыло из лаванды.

Тут я окончательно приуныла, но Бэдфорд продолжал:

— Впрочем, все равно любопытно. Выходит, у вас полно отрывочных знаний обо всем и ни о чем одновременно. Вы занимались музыкой, художеством, наверняка еще чем-то.

— В этом нет ничего необычного, — вяло ответила я.

— Как раз есть. В нашем мире все знают свои места. Музыканты рождаются в доме Ридстер, их пение и игра завораживают слух. Художники — в доме Хайпер. Передача цвета и момента на их картинах поразительна.

— Ну и? — не понимала я. — Можно же просто взять, купить краски и пойти рисовать кому угодно. Ради себя. Не обязательно же быть однобоким профессионалом.

— Обязательно, — возразил Бэдфорд. — Дом определяет судьбу, работу, профессию. То, чем будет заниматься человек до конца жизни.

Я только хмыкнула.

— Вот я и смотрю, что вы ничем не занимаетесь, рьен Бэдфорд. Применения таланту не нашлось?

Мужчина скривился, но промолчал.

А я вспомнила бездомного старика с улицы. Бывший вор-невидимка, которому теперь нечем заняться, доживающий жизнь на улице.

— Ужасно скучный и тоскливый мир, — подвела итог я.

— Структурированный и от этого находящийся в порядке, — не согласился рьен. — Если завтра портретист захочет играть на скрипке, то общество потеряет отличного художника, но не приобретет музыканта. Понимаете, о чем я?

— Нет, — честно ответила я. — В моем мире нет таких ограничений. Каждый может попробовать себя где захочет. Вот даже вы, рьен Бэдфорд, сегодня здорово играли следователя, и небо не рухнуло на наши головы. И завтра, если захотите купить виолончель и попробуете взять в руки смычок, тоже никто не пострадает.

Мужчина криво усмехнулся.

— Кроме слуха рьины Томпсон. Она сойдет с ума от этих душераздирающих звуков.

Стоило только упомянуть хозяйку, как в двери гостиной постучали:

— Войдите, — дозволил Бэдфорд.

В проеме показалась рьина с лицом благостным и любопытным.

— Может, чай? — подозрительно вежливо предложила она. — С сахаром?

Я нахмурилась, ища подвох.

Бэдфорд сел к рьине вполоборота и вкрадчиво поинтересовался:

— Подслушивали?

У старушки глаза округлились, так сильно она оскорбилась и даже руки к груди приложила.

— Излишне наигранно, — вслух высказал очередной вывод мужчина и посмотрел на меня: — Вот видите, Анна, об этом я и говорил. У всех свое место. Рьина Томпсон отличная хозяйка, но отвратительная актриса.

— Да как вы смеете? — оскорбилась женщина. — Чтобы я стояла под дверью и подслушивала!

— Вам для этого не обязательно стоять под дверью. У вас уши в каждой стене, а глаз еще больше. И как только вам не стыдно, рьина Томпсон?

Рассел говорил с открытой усмешкой: его ситуация, в отличие от меня, явно смешила.

Мне же совершенно не нравилось, что теперь в курсе моих тайн еще и рьина, которой я тоже не нравлюсь. Как бы не пошла судачить по соседкам…

— Нет! Не стыдно, — тем временем ответила карга, из оскорбленной натуры вновь превращаясь в кусачую пиранью. — Это мой дом, и я должна знать, кто в нем проживает.

— И что вам только это дало? — раздраженно спросила я. — Удовлетворили любопытство?

— Безусловно, — хмыкнула старушка. — Теперь мне гораздо легче знать, что вы не падшая женщина. Уж лучше неуравновешенная психбольная с полной головой выдумок, чем очередная содержанка этого разгильдяя.