Зазвонил телефон.

Нура.

Ноам взял себя в руки. Затаив дыхание, он пристально смотрел на мобильник, превозмогая Нурино вторжение. Что она хочет ему сообщить? Как оправдает свое сближение с Дереком? Конечно, Дерек, обосновавшись в Силиконовой долине, финансирует многие высокотехнологические компании, которые поддерживают трансгуманистские проекты, но Нура в нем уже не нуждается. После атаки террористов ее дочь Бритту, рожденную от Свена Торенсена, отлично восстановили в экспериментальной клинике «Этернити Лабс». Зачем Нура опять связалась с Дереком?

Устав трезвонить и вибрировать, телефон затих.

Однако на сей раз Ноаму стало досадно, что он не отозвался. Если он не представлял, что́ Нура могла бы ему сказать, это не означало, что сказать ей нечего. Нет, он все время впадал с ней в крайности! То был слишком открыт, то слишком замыкался. С ней он утрачивал чувство меры.

Он вышел. Надо было найти способ раздобыть глины. Потом он нанесет на таблички гравировку, обожжет их в пиццерии, подмазав хозяйского сынка, дважды в день доставлявшего ему пиццу, а затем использует официальные каналы или теневые возможности Всемирной паутины, чтобы сбыть свои подделки.

Ноам шел не один час, чтобы оказаться за пределами городской застройки. Бродил по лесу и в зарослях кустарника в поисках речек, зная, что их ложе нередко выстлано глиной. Увы, глина этих мест оказалась негодной, неудобной для работы. Зато он нашел тростник и смастерил палочки для письма. Вернувшись в свой квартал, он убедился, что здесь ни в одном магазинчике не купить материалов для работы скульптора, – таких лавочек было полно в артистическом квартале Силвер-Лейк, отсюда далеко. Что делать? У него совсем не осталось денег.

Шагая мимо складских ангаров, он заметил сквозь приоткрытый дверной проем мастерскую, где занимались живописью, литьем, ваянием, граффити и трафаретной печатью. На верстаках лежали блоки глины, предназначенные для учеников-скульпторов. Как выяснилось, здание принадлежит ассоциации, которая помогает здешней молодежи из неблагополучных семей, ограждая ее от преступной среды. Программу спонсируют меценаты.

Двери захлопнулись. Разбежались последние подростки, и преподаватели заперли вход. Приняв равнодушный и рассеянный вид, Ноам слонялся поблизости и изучал, как можно сюда проникнуть с наступлением ночи.

В полночь он вернулся к ангару. Недолго думая, вскарабкался по задней стенке до небольшого люка наверху, который показался ему приоткрытым, вероятно для вентиляции. И правда, люк удалось распахнуть, Ноам проскользнул в его узкое отверстие – и очутился в крошечной туалетной комнатке. Операция прошла успешно! Ноам радостно толкнул дверь и выскочил на лестницу.

Когда он добежал до вестибюля, взвыли сирены. Система сигнализации вопила оглушительно. Ноам заметался. Попытаться улизнуть через нижний этаж в надежде найти лазейку и быстро оказаться снаружи? Или вернуться в туалет наверху и снова заняться акробатикой? Завывания сирен были невыносимы.

Сквозь матовое стекло он увидел в конце улицы мигалки. Полиция уже близко. Не теряя больше ни секунды, он взбежал по лестнице в туалет, вскарабкался на поперечную балку.

Никого. Патруль суетился у входа. Путь свободен.

Он стал спускаться по задней стене, погруженной в темноту, нащупывая точки опоры. Едва он коснулся земли, чья-то рука прижала его голову к холодному бетону ангара, звякнули наручники.

– Я взял его! – крикнул полицейский. – На месте застукал!

Чурбан.

Меня бросили, как чурбан, вглубь темного подвала. Веревки мешали двинуться, затолканная в рот тряпка не давала позвать на помощь. Шею и бока сдавило, я еле дышал – так сильно приспешники Ксантиппы стянули путы и забили в рот кляп. Но я был не так угнетен, как разозлен. Может, мне следовало сдаться без сопротивления? Нападавших было так много, что я никак не смог бы от них вырваться. Но они устроили засаду и застигли меня врасплох, я отчаянно отбивался, и сила натяжения веревок, вонзавшихся мне в тело, была прямым следствием моего бешеного сопротивления. Неужели я так ничему и не научился, прожив столько веков?