Озеро Блэквуд лежало передо мной, тёмное и холодное. Посередине, барахтаясь в воде, был… он.

Уильям Сент-Клер.

Его каштановые волосы слиплись на лбу, а лицо искажала гримаса боли.

– Ногу… свело… – с трудом выдавил он, пытаясь удержаться на поверхности.

Я не думала. Скинув передник и башмаки, тут же прыгнула в озеро.

Вода обожгла кожу, как тысяча иголок, но я всё равно схватила графа за руку и потянула к берегу, чувствуя, как его тело становится всё тяжелее.

– Держитесь за меня, милорд! – крикнула я, хотя сама едва не захлёбывалась.

Мы барахтались, казалось, целую вечность. Когда мои ноги, наконец, коснулись дна у самого берега, я чуть не заплакала от облегчения.

Уильям рухнул на песок, дрожа всем телом. Его губы посинели, а на лбу выступили капли пота.

Я опустилась рядом, выжимая воду из юбки.

– Вы… вы сумасшедший, сэр! – выдохнула я, когда немного отдышалась. – Кто купается в октябре?

Он приподнялся на локте, кашлянул, и… неожиданно рассмеялся.

– Я не купался, Птаха. Я упал.

Я нахмурилась.

– Как это – вы упали?

– Шёл по берегу, поскользнулся. Хотел выбраться, а ногу свело.

Его зубы стучали, но в глазах светилось странное оживление.

– Почему вы одни? Где ваши люди?

Уильям махнул рукой.

– Охотились с Марком. Я отстал… хотел побыть один.

Он попытался встать, но тут же вскрикнул от боли – судорога ещё не прошла.

Я вздохнула и опустилась перед ним на колени.

– Дайте ногу.

– Что?

– Ногу дайте, милорд. Иначе до утра здесь просидим.

Он растерянно протянул мне ногу. Я взяла его ступню в свои огрубевшие руки и начала разминать мышцы, как когда-то делала для отца после долгого дня в поле.

Уильям сначала напрягся, потом постепенно расслабился.

– Откуда ты знаешь, как…

– У моего отца после пахоты часто сводит ноги, – коротко ответила я.

– А плавать откуда умеешь?

– У меня много младших братьев, за которыми приходилось в своё время следить. А они любили плавать и плескаться в речке. Пришлось научиться.

Тишина. Только капли воды стекают с нашей одежды на песок.

– Ты сегодня не в поместье, – вдруг сказал он.

Я пожала плечами:

– Мать заболела… У нее лихорадка, сэр. Миссис Харгривз отпустила.

– А ты… умеешь читать?

Вопрос был настолько неожиданным, что я подняла на него глаза.

– Читать? Немного. Отец научил.

– И тебе нравится?

Вопрос немного удивил.

– Конечно, сэр. Я бы с удовольствием читала, если бы у меня была такая возможность!

– А писать?

– Только свое имя.

Он кивнул, словно что-то обдумывая. Потом неожиданно улыбнулся.

– Спасибо, Птаха.

Я быстро отдёрнула руки.

– Вам уже лучше?

– Гораздо.

Он встал, пошатываясь, и протянул мне руку, чтобы помочь подняться. Я намеренно проигнорировала этот жест, вставая самостоятельно.

Мы стояли друг напротив друга – он, высокий и благородный даже в мокрой одежде, и я, дрожащая от холода служанка.

– Я… мне нужно идти, – сказала я, подбирая свой узелок с травами.

Уильям кивнул.

– Я провожу тебя.

– Нет! – вырвалось у меня громче, чем я планировала. – То есть… не стоит. Меня и так уже ждут.

Он смотрел на меня так пристально, что мне стало не по себе.

– Тогда до завтра, Птаха.

Я уже отвернулась, когда услышала его последние слова:

– В библиотеке, за восточным крылом, есть книги по медицине. На случай, если твоей матери станет хуже.

Не оборачиваясь, я кивнула и быстро зашагала по тропинке. Только когда лес скрыл меня от глаз, я позволила себе дрожать не только от холода.

***

В хижине горел тусклый свет. Мать, бледная, но уже более оживленная, сидела у очага с младшей сестрой на руках.

– Ты вся мокрая! – воскликнула она, когда я подошла ближе и передав узелок от экономки, поцеловала её в щеку.