— Этот ущербный решил хорошо провести с тобой время, — зло цедит чАдов, зачем-то судорожно ощупывая мои конечности. — Меня глушил вискарём, надеясь напоить до поросячего визга и сплавить к шлюхам, а тебе подлил в воду лёгкий наркотик. Правда, эффект ожидал другой. Что-то пошло не так, и вместо возбуждения ты потеряла сознание.
— Я плохо переношу алкоголь и стараюсь не пить, — выдавливаю из себя, не до конца осознавая подлость и испорченность людей. Там столько было доступных женщин. Зачем ему понадобилось травить меня? — Наверное, на наркотики тоже неправильная реакция.
— Повторюсь, — осторожно вмешивается Георг, сохраняя дистанцию. — Клаус будет уволен с такой характеристикой, что его не возьмут ни в одну приличную компанию.
— Да уйди ты, — рявкает по-русски Юрий Алексеевич, но немец отлично его понимает и спешно оставляет нас одних. — Может всё-таки врача?
— Пить, — вяло мотаю головой и без сил откидываюсь назад. — Только без дополнительных добавок.
— Шутишь, — расплывается в кривой улыбке начальник. — Это хорошо.
Мгновенно в моей руке оказывается прохладная бутылка с водой, а под спину подсовывается вторая подушка. Жадно присасываюсь к горлышку и с блаженством делаю несколько глотков, избавляясь от сухости и тошноты.
Прикрываю глаза, мыча от удовольствия, а открыв, замираю, роняя бутылку. Чадов пожирает меня таким похотливым взглядом, что становится страшно и на затылке встают дыбом волосы. Чернота полностью поглощает холодную сталь, пожирая радужку накаляющейся лавой. Ощущение, что она сейчас перетечёт через край и начнёт с шипением капать на меня, стараясь проникнуть в вены.
Как в замедленном кадре лицо чАдова приближается к моему, сокращая жалкие сантиметры, парализуя и так слабую волю, давя властностью любое сопротивление. Горячие губы несмело касаются моих, смазывают капли воды, лижут языками пламени, а потом с рычанием сминают, клеймя огнём.
Так меня не целовали никогда. Конечно, Сёма не за ручки со мной тискался, особенно в первые месяцы нашего брака, но сейчас у меня ощущение, что Караваев сильно не дорабатывал. По сравнению с неумелыми, слюнявыми чмоканиями мужа, здесь реально закручивается разыгравшийся ураган, выдирая с корнями выдержку.
От звериного напора во рту скапливается слюна, саднит от ожогов губы, лёгкие печёт от нехватки воздуха, в ушах под давлением ревёт ветер, в голове бьются в истерике лопасти, рёбра ломает и рвёт от взбесившихся конвульсий сердца. А между ног…
Господи, убереги меня от этого мужчины…