Я боюсь в их обществе есть, дотрагиваться до спиртного и обхожусь стаканом с простой водой. Но и такая осторожность не сильно помогает. В какой-то момент мои мысли лопаются пузырями, в глазах расходятся круги, звуки приглушённо удаляются, от пальцев идёт онемение вверх.

— Мне плохо. Отвези меня домой, — шевелю губами, поймав мутный взгляд чАдова, и проваливаюсь в небытие.

14. Глава 14

Странно. Просыпаюсь я в номере, очень похожем на свой, от мужской ругани на английском языке вперемешку с русским матом и с немецкой, вполне культурной речью. В голове туман, приправленный тупой болью, а во рту сухость, словно пару дней бродила по пустыне.

Из высокотональной перепалки улавливаю, что мой начальник обещает расплющить как муху какого-то урода, а немецкий собеседник просит не выносить проблему и оставить провинившегося для внутреннего разбирательства.

По спокойному, монотонному голосу узнаю оппонента Чадова — Георга, пригласившего нас на деловую вечеринку, больше похожую на шабаш в закрытом клубе для извращенцев. Насколько я помню, он является генеральным директором, и его подпись стоит под договором. Не знаю, можно ли судить о человеке по месту проведения досуга, но само приглашение партнёра в публичный дом о многом говорит. Возможно, в узких кругах так принято. Не зря раньше бани считались лучшим местом для сделок.

— Послушайте, Юрий, мы так долго шли к этому контракту, чтобы сейчас рушить всю многомесячную работу нескольких отделов, — миролюбиво твердит Георг, прерывая рычание Чадова. — Я обещаю, что Клаус очень серьёзно ответит за свой проступок. Со своей стороны, мы готовы принести извинения Анастасии, выплатить ей компенсацию за причинённый вред и предоставить вам скидку на первые три поставки в размере пятнадцати процентов.

— Предлагаешь мне откуп?! — ревёт чАдов так, что идёт вибрация по окнам, и мне становится жалко немца. Щуплый мужчина преклонного возраста против разъярённого здоровяка. — Этот ублюдок подсыпал моей переводчице наркоту! Если бы я не успел отреагировать?! Представляешь, чем мог закончиться вечер для неё?!

Не понимаю о чём речь и за что мне собираются выплатить компенсацию. Я бы ещё послушала, может быть разобралась бы, но очень хочется попить и полежать в тишине, а не вздрагивать от рыка чАдова.

— Юрий Алексеевич, — приподнимаюсь на локтях и пытаюсь крикнуть, воспользовавшись паузой в диалоге. Но из горла раздаётся лишь скрежещущий звук, как будто кто-то топчется по сухому хворосту, ломая его грубой подошвой.

— Настя, — отрывается от собеседника начальник, вбегая в спальню. — Ты как, девочка?

На перекошенном лице босса отчётливо читается паника, а в его «девочка» столько отчаяния и беспокойства, что мне становится ещё хуже. И лопасти вертолётов крутятся быстрее, и боль в затылке пульсирует невыносимее, и к горлу стремительнее подступает тошнота, и мурашки табуном скачут по коже. А самое главное, странная тяжесть внизу живота накаляется огненным спазмом.

— Что со мной? — шепчу, находясь в похожем на похмельное состояние, словно налегала на тяжёлые напитки пока не вырубилась.

— Анастасия, я очень сожалею, — в проходе появляется Георг. — Если вам требуется медицинская помощь, то мы сейчас же всё организуем. Вы только не переживайте. Клаус ответит за содеянное. Мы не оставим его поступок безнаказанным.

— При чём здесь Клаус? — перевожу взгляд на босса, гневно раздувающего ноздри и сжимающего кулаки. На здоровой шее раздуваются вены, рубашка по швам трещит от вздыбившихся мышц на плечах, желваки режут кожу на скулах. Вернулся зверюга. И рычит, рычит, аж вот-вот сосуды в голове полопаются.