Было до ужаса обидно и стыдно, но, юноша был готов поступиться гордостью, лишь бы иметь возможность осуществить свою мечту.

Однако, и внутри никому не было до пришедшего дела. Слуги и чиновники суетились, а претенденты на почётные должности занимали место по всему двору.

Перед ними на удалении стоял стол принимающего заявления мелкого чиновника. Наскоро расспрашивающего об имени, месте рождения, сословии и навыках.

Запись велась исключительно до ужина. И юноше несказанно повезло, так как его приняли последним, а остальным уже приказали расходиться.

— Кто? — спросил суровый чиновник. Такой же суровый, как стражник на входе.

Юноша прочистил горло:

— Сяо Ту, господин.

— Откуда?

— Провинция Ганьсу.

— Из какой семьи?

— Мои родители крестьяне.

Тон чиновника стал небрежным:

— Чего так далеко пришёл?

— Хочу быть писарем.

— Насколько хочешь?

— Очень.

— Грамотный?

— Да, господин. Я долго прислуживал при монастыре, а позже, меня на службу взяла поэтесса Юань Вэй…

— Не слышал.

— Так мало кто о ней слышал, — печально подтвердил юноша. — Госпожа была талантлива и позволяла мне учиться, но её стихи мало кто почитал, говорили, что слишком сложные для понимания. А позже, госпожу постиг недуг…

— Не всем из этой книги, — чиновник указал на записи, — доведётся попытать счастье. — Он привстал и, наклонившись через стол, тихо произнёс: — Раз уж учила тебя поэтесса, помогу. — и ещё тише: — Но и ты меня не обидь. — и, улыбаясь, показал три пальца.

Юноша поднял бровь в недоумении.

— Договорились? — уточнил чиновник.

— Я буду помнить Вас всю жизнь и молиться о Вашем благополучии, господин! — кланялся Сяо Ту, — Спасибо, за Вашу помощь!

Чиновник шикнул, тем самым делая неразумному юнцу замечание, дабы тот говорил тише, и снова лукаво улыбнувшись, махнул рукой, будто все эти хлопоты – не более, чем пустяки:

— Принесёшь завтра.

Сяо Ту удивился, натянув улыбку и, расширив глаза:

— Чего принести, господин?

Чиновник, соблюдая все меры предосторожности, снова показал три пальца.

Сяо Ту зашептал:

— Простите, господин, я не из столицы, поэтому не понимаю, что это значит, — он повторил жест.

Рассерженный чиновник хлопнул ладонью по столу, но быстро огляделся, чтобы удостовериться в том, что готовящиеся к ужину обитатели поместья не обратили на него внимание. После чего, обойдя стол, подошёл прямо к юноше и, наклонившись, прошептал:

— Тридцатью серебряных.

— Трид...?! — отпрянув, громко закричал Сяо Ту, но чиновник вовремя зажал тому рот рукой и снова шикнул:

— Ты совсем дурак?! — он явно был раздражён. — Зачем так громко?! — и повторил, понизив голос: — Тридцать. Серебряных.

— Но откуда мне их взять? — пожимая плечами, искренне недоумевал Сяо Ту.

— Ты что, хотел, чтобы я помог тебе по доброте сердечной? У самого белый нефрит на шее, а он мне говорит, что родители-крестьяне. Ты обманщик? Или же вор? — сощурился чиновник.

— Конечно нет! — юное сердце загорелось праведным гневом. Всю жизнь Сяо Ту оправдывал своё имя, жил тихо и честно! Ну, если только чуточку не совсем… Но, ведь, это было в детстве. Кто назовёт преступником мальчишку, в праздник своровавшего с кухни лишнее печенье?

— В качестве платы, приму и подвеску. — приобняв писаря, указал на кусок нефрита взяточник. — С одной стороны инь и ян, а с другой – лотос, — крутил он украшение. — На монаха ты не похож. Значит, украл, когда прислуживал в монастыре?

— Нет же! — выскользнул из-под руки чиновника Сяо Ту, — Этот нефрит мне подарил настоятель, а ему, в свою очередь, бессмертный мастер У Лин. Потому, я не могу отдать его Вам. Смотрите, здесь скол, так что, если мастер когда-то увидит его, то непременно узнает о нашем договоре. Тридцать серебряных, я принесу, принесу. — юноша попятился спиной к выходу: — Завтра принесу…