Воцарилось неуютное молчание. Артём яростно расчёсывал руки, будто под кожей у него завелись насекомые.
– Может, ещё тортику кому отрезать? – попыталась разрядить обстановку Лиза.
Артём в который раз подумал, что Максим Максимович даже не увидел этого накала. Он всегда вёл себя так, словно по определению не мог создавать неудобства и вызывать неприятие своими действиями. Вид «святой непогрешимости», как про себя называл это Артём, и теперь возник на лице главреда.
– С удовольствием, – проговорил он и, ловко подцепив вилкой маленький кусочек, оставшийся на блюдце, передал опустевшую посуду Лизе.
– А что за жюри? – переспросила Лиза, украдкой подмигнув Артёму, отчего тот немного расслабился и улыбнулся. Чесотка тут же стихла.
– Ну как же! Победитель входит в почётное жюри на следующий год. А я уверен, что наш Властелин букв и предложений несомненно победит. Мы сделали всё, чтобы этот роман не просто заметили, а вбили в мозги читателей гвоздями-«сотками». И мы, знаете ли, охватили всё. Телевидение, интернет, журналы, улицы и метро. Если бы наше издательство создавало Адольфу план Барбаросса, будьте уверены, мы все бы сейчас ходили строем и «зиговали» налево и направо.
– Да ладно вам, – отмахнулся Артём. – Какое там жюри. Думаю, они там и без меня обойдутся. Кроме того, я ещё на премию не наработал.
Он густо покраснел. Он не любил, когда его хвалили, всегда ощущая в дифирамбах скрытую издёвку, и не мог правильно отреагировать: не знал, что сказать, как посмотреть и на какой угол изогнуть губы. И краснел сначала от факта похвалы, и затем, ещё гуще, – от своей реакции.
Максим Максимович громко рассмеялся, словно упиваясь Артёмиными мучениями.
– Артемий Палыч, скромность – страшнейший из пороков. Не скромничай. Это фактически одиннадцатая заповедь.
«Ты уж точно её соблюдаешь неукоснительно», – вновь разозлился Артём и почувствовал ещё больший прилив крови к щекам.
– Будет у тебя и эта премия, и жюри в следующем году, и кокаин через стодолларовые купюры!
Теперь смех уже походил на ржание. Тучное тело главреда при этом тряслось, словно через него пропускали заряд в тысячу вольт. Артём даже успел мысленно представить себе главреда на электрическом стуле. И слова невидимого палача: «А вам последнего слова мы не дадим, вы и так слишком уж много сказали за свою жизнь».
– Насчёт последнего я пошутил. Для стодолларовых купюр тиражи должны быть в разы больше.
***
Чутьё не подвело главреда. Пятого мая был объявлен шорт-лист, и у Артёма оказался внушительный отрыв по баллам от остальных номинантов. Но к этому времени премия была последним, о чём он мог думать. Когда перед его домом появилась нежно-зелёная молодая травка, Артём судорожно пытался сохранить остатки своего разума.
Глава 5
Нина Альбертовна сегодня отвратительно себя чувствовала. Снова скакало давление, и таблетки совершенно не помогали. Весь день она пролежала в постели, пытаясь то почитать, то посмотреть какой-нибудь сериал по телевизору, но надолго её не хватало. Сосредотачиваться, когда у тебя едва ли не сто семьдесят на сто, практически невозможно. Голова тут же начинает кружиться, и тошнота подступает к горлу, будто ты махнула в гостях лишнего. Попытки встать и поделать домашние дела тоже довольно быстро прекращались. Ещё днём она позвонила Венечке и продиктовала список лекарств. И сказала, чтобы он как можно быстрее приходил после работы домой. Она точно ему это говорила. Или подумала, что говорила. Чёрт, с этим туманом в голове совершенно невозможно было о чём-то думать.