Она машинально взяла аптечный пакетик. Вениамин Михайлович, всё ещё держа большой пакет в руках, прошёл мимо неё в ванную комнату и захлопнул дверь.
Нина Альбертовна ошеломлённо смотрела на дверь, не зная, что предпринять. Затем решила, что нужно сначала сделать то, что она знает, – принять лекарство. Она выложила разнокалиберные коробочки на кухонном столе и принялась изучать инструкции по применению. Всё это время она прислушивалась – не польётся ли вода. Но из ванной не доносилось ни звука. Мелкий шрифт никак не укладывался в голове, и через две минуты женщина сдалась. Она вновь подошла к двери ванной и громко постучала.
– Веня, открой!
Молчание.
– Веня, ты меня пугаешь!
Она забарабанила в дверь.
– Веня!
Она схватилась за ручку… и вдруг дверь распахнулась.
Представшая перед её глазами картина, казалось, выбралась из какого-нибудь современного фильма, набитого пошлостью и руганью. Они с Венечкой всегда переключали такие, и вот теперь сам Венечка…
Вениамин Михайлович стоял в дальнем углу между «мойдодыром» и полотенцесушителем. Он был полностью обнажён. Нина Альбертовна дано не видела мужа голым, как и он её – то ли из-за того, что стеснялись своих обрюзгших с годами тел, то ли потому, что стали друг другу скорее соседями, чем мужем и женой. Теперь же она с некоторой брезгливостью смотрела на несуразное пухлое туловище; раздутые, как бочки, ноги; покрытые наплывами плоти руки; подбородок, который без одежды отвис, казалось, до груди; и (о Боже!) скукоженный детородный орган, который был еле виден в складках паха и внутренней части бёдер. Всё его тело блестело, словно он пробежал несколько километров под жарким солнцем. Опустив глаза ниже, она поняла, в чём причина – посреди разбросанной по полу одежды лежали пол-литровые банки с надписью: «Свиной жир». По всей видимости, за тот промежуток времени, что он прятался в ванной, Венечка умудрился так усердно втереть в кожу нерастопленный жир, что на теле не было видно ни единого белесого развода.
Женщина подняла взгляд и, наконец, заметила, что Вениамин Михайлович был не совсем голым. На шее у него висела какая-то цепочка.
«Верёвка», – сообразил она, в изумлении поднимая глаза вверх.
Тонкая бечёвка змеёй поднималась от блестящей жиром шеи мужа и заканчивалась узлом на верхнем креплении полотенцесушителя.
Нина Альбертовна открыла было рот, чтобы спросить, что здесь происходит, но Венечка опередил её.
– Скажи Тёме, что старых садо-мазохисток я не нашёл. Хотя ты бы, наверное, сгодилась, старая сука.
Он оскалился, изображая широкую улыбку, но в глазах стояло то самое гипертрофированное выражение, которое женщина так и не смогла идентифицировать. Он согнул колени, и его тело ухнуло вниз. В последний момент улыбка сошла с его лица, сменившись гримасой, рот исказился, готовый разразиться криком, но с губ не сорвалось ни звука. Свободный ход верёвки кончился. Раздался лёгкий хруст, словно кто-то разгрыз куриную косточку, вперемежку со стоном крепления в стене. Грузное тело несколько секунд билось из стороны в сторону, а затем обмякло – тонкая верёвка оказалась крепче толстой шеи Венечки. Ступни опустились, нежно коснувшись плитки поджатыми пальцами ног. Колени застыли в нескольких сантиметрах над полом. По ногам побежал ручеёк мочи, скапливаясь в аккуратной лужице под Вениамином Михайловичем.
Нина Альбертовна завизжала. Она попыталась подхватить мужа, но тот ужом выскальзывал у неё из рук. Тогда она попробовала развязать узел, но тот никак не хотел поддаваться. В панике женщина рванула в гостиную, схватила телефон и принялась набирать «ноль три». С третьей попытки ей это удалось, и она, услышав молодой женский голос, заревела. Девушка на том конце провода пыталась добиться от неё внятных ответов, но Нина Альбертовна не могла проговорить ни слова. А у неё в голове всё крутились слова Венечки, чья моча на плитке уже остыла. «Скажи Тёме, что старых садо-мазохисток я не нашёл».