– Как в сказке, – сказала она, – идем за клубочком.

– Это точно, – ответил Фёдор, – и в сторону не отходим.

– Далеко нам идти? – спросила Анна.

– По прямой – верст восемь. Если же по-новому, в километрах, то дальше, около девяти.

Анна улыбнулась шутке и спросила:

– Ты часто сюда заходишь?

– Нет. Ты же Древнего видела – к нему просто так на чай с бубликами не приходят.

– Но ведь не только он здесь. Милава… она ведь человек?

– Почти, – подтвердил Фёдор. – Любой человек, находясь здесь, меняется. Тело перестраивается под этот мир настолько, что уже через месяц невозможно вернуться. А она здесь с младенчества.

– Наверное, не только тело. Она так спокойно говорит о смерти, как будто это просто часть расписания… – Анна помолчала. – Моей тетушке когда-то поставили смертельный диагноз. Я тогда была совсем маленькая, почти ничего не понимала… Но помню, как тяжело было на нее смотреть, как она страдала от страха и ожидания. Больше, чем от телесной боли.

– Для Милавы все иначе, – вздохнул он. – Она живет здесь всю жизнь. По иным правилам, по-другому смотрит на смерть. Я не уверен, что она вообще видит в ней конец… Скорее – переход.

Анна замедлила шаг и, не оборачиваясь, с деланным равнодушием поинтересовалась:

– А ты давно ее знаешь?

– Не очень. Весной впервые увидел. А ближе познакомились на Купалье, летом.

Он замолчал, Анна кивнула и все же решила уточнить:

– А ближе – это как?

Фёдор сбился с шага, и Анна смущенно поправила волосы. Откровенность вопроса и то, что как он прозвучал, создало неловкую паузу. Федер остановился, подумал и заговорил, аккуратно подбирая слова:

– Я остался здесь на ночь. Тогда был праздник, Купала, горели костры и над рекой стелился туман. Она пела у воды, а потом… потом мы долго говорили. Я был неопытен и очарован, в общем, все как будто само собой случилось. А утром бабушка сказала, что я идиот.

Анна рассмеялась – коротко, беззлобно:

– Строгая она у тебя.

– Иногда, – кивнул он. – Милава хоть и старше и очень непосредственна, но она не сделала мне ничего плохого. Просто… это другой мир. Свои правила. Я потом не знал, как себя с ней вести, но для Милавы все, что между нами произошло, так и осталось милым и незначительным приключением. А потом и я стал так же к этому относиться.

Анна смотрела на него, стараясь побороть смущение. Перед глазами возник романтический образ ночной реки, и она с удивлением поняла, что ревнует. Опустив глаза, Анна эхом повторила:

– Да, другой мир… Свои правила. Удивительное место! Спасибо, что показал мне Затишье! Я бы хотела узнать его получше!

Некоторое время они шли молча и немного смущенно в тишине, но потом понемногу вновь заговорили, обсуждая окрестности.

Вскоре лес рядом с тропой разошелся, и они увидели в отдалении небольшой город – редкие, просторно стоящие дома, высокие шпили с огнями, мерцающими сквозь легкую дымку. Анна остановилась:

– Это город? – спросила она. – А много их тут живет?

– Ну я перепись населения не устраивал, – хмыкнул Фёдор. – Сотни, тысячи… вряд ли сильно больше. Древний сплел тропу в обход. Не хочет, чтобы ты пока туда заглядывала.

Анна молча кивнула. Они пошли дальше, и почти сразу тропа нырнула обратно в лес. Через некоторое время сделали привал и подкрепились.

Сидя на пригорке и заканчивая трапезу, Анна поинтересовалась:

– Мне вот еще что непонятно. Ты тогда на угольном складе спокойно пошел договариваться с Митяем, искать выход, однако, когда появилась навья, ты сразу приготовился к бою. Почему? Ведь это тоже… ну… призрак.

Фёдор усмехнулся и немного откинулся назад, глядя в легкие, как пар, облака.