Андрей и Иссэт Котельниковы Призраки Москвы. Тени Петербурга

Москва, осень 1889 года

Снег еще не выпал, и улицы уже пылили под ранним солнцем. Дворники сметали листву, а над переулками лениво плыли клубы пара от утренних машин – грузовых, почтовых, пассажирских. Город жил, рос и не сомневался в себе.

По Петровке пробежал мальчишка с толстой пачкой газет:

– Открылся новый маршрут до Омска – дирижабли теперь летают через Екатеринбург! – выкрикивал он на ходу.

У Яузских ворот студенты, дожевывая баранки, спорили, почему Александр I начал проводить конституционные реформы. Один утверждал, что его впечатлила речь Наполеона на Аахенском конгрессе 1816 года, второй ссылался на астральные таблицы, третий просто курил и молчал: он считал, что история не отвечает, если спрашивать в лоб.

Москва была прежней. И при этом – совсем другой. Все здесь было немного на шаг впереди, немного иначе. Та же пекарня, но с механическим подъемником для мешков с мукой. Те же часы на башне, но с гироскопическим корректором хода. То же небо – но с висящими в нем дирижаблями у Шуховского аэровокзала.

Город жил – глубоко, внятно, уверенно.

А люди… любили, ссорились, торговались на рынках и опаздывали на приемы. Пили чай и кофе, ругали думских депутатов, читали истории в газетах и книгах и по-прежнему верили, что добро должно быть с кулаками – если не физически, то духовно.

Город знал – за последние двадцать лет мир изменился.

Одни верили в прогресс и торжество электрической эры. Другие – в традиции и глубинную мудрость народа. Третьи – в изменение самой структуры пространства, усиливший контакт с духами, домовыми и лешими. С ангелами и демонами. Они называли это Переходом. Шептались, что он идет медленно, но неотвратимо. Как туман, стелющийся по земле: сперва не мешает, а потом не видно дороги.

А где-то совсем рядом стояла сцена. Маленькое кафе у Таганки, один столик у окна. Один юноша, одна женщина, один разговор, после которого ничто не будет прежним.

Тут начиналась история. Или, может быть, продолжалась.

Молодая женщина зашла в кафе на Таганской площади и остановилась, окинув взглядом зал. На ней было темно-синее пальто с поясом, юбка до щиколоток и изящные шнурованные ботинки на низком каблуке. Волосы под маленькой шляпкой были аккуратно подстрижены на американский манер. Она перекинулась парой слов с подошедшим официантом и легкой, но решительной походкой пошла за ним. При ее приближении Фёдор поднялся из-за столика и вежливо поклонился.

– Добрый день, – женщина протянула руку. – Анна Петровна Герц, «Московские ведомости».

– Фёдор Алексеевич Кузнецов, – ответил он, пожимая руку. – Рад знакомству.

– Спасибо, что согласились на интервью. Нашим читателям очень интересно будет узнать про обычную жизнь необычных людей или необычных мест. У вас сколько есть времени? – спросила она, открывая блокнот.

– Чуть больше часа, а потом мне нужно будет пойти на угольные склады, что у Нижегородского вокзала. Их хозяин, господин Конюхов, просил проведать.

– Что там может быть необычного?

– Говорит, что в одном из ангаров нечисть завелась, шумит по ночам, шуршит, рабочие туда заходить опасаются.

– Крайне интересно. – улыбнулась Анна, – Неужели какой-то кобольд завелся?

– Рудник? – Фёдор сделал ударение на первый слог. – Маловероятно, они от шахты далеко не отходят. Надеюсь, что просто ночному сторожу что-то в шуме ветра в печной трубе почудилось.

– Мне можно будет пойти с вами?

– Да, если это окажется шум в трубе.

Анна обладала удивительной особенностью, она умела одновременно спрашивать, внимательно и с искренним интересом слушать ответы и при этом, не отрываясь от разговора, быстрым мелким почерком заполнять страницу за страницей в своем блокнотике. Разговор зашел про «Фабрику волшебства».

– Но ведь заговоры можно прочитать над любой вещью, – сказала Анна.

– Все верно, – согласился Фёдор, – но тут как с краской: какая-то хорошо красит дерево, а нанеси на металл – и можно ее соскрести ногтем. Мы на «Фабрике» знаем и про материалы, и про цвета и много еще каких тонкостей, который нужно учитывать, чтобы вещи становились по-настоящему волшебными.

– И они все работают! – с восхищением улыбнулась Анна.

– Да. Какие-то сразу, как, например, эти очки, – он достал из внутреннего кармана круглые очки, у которых левое стекло было сделано из горного хрусталя. Надев их, он повернулся и встретился взглядом с домовым, который, пройдя через стену из кухни, внимательно слушал их разговор. Фёдор машинально кивнул, приветствуя его. Анна посмотрела в том же направлении и тоже кивнула, глядя на домового, но не пользуясь очками. Фёдор мысленно отметил это и продолжил: – А бывают случаи персональные, и тогда для определенного эффекта мы наши артефакты настраиваем на их владельца. Ну вы понимаете – когда нужно указывать имя, число рождения и прочую фокусирующую информацию.