– Но как вы узнали, где мы? – спросил Фёдор.
– Ты, Фёдор, помнишь, что обещал сегодня ко мне в гости заехать? – Михаил пошел впереди, освещая путь фонарем и то и дело оборачиваясь. – А я утром понял: адреса-то не оставил! Примчался на фабрику, а там Евдокия – вся на нервах. Говорит, ночью домой не вернулся, на зов не отвечает. Я сразу понял – дело серьезное, раз Петровна так забеспокоилась. Ну и сам в поиски включился. А уже к обеду она, спокойная, как вечер у костра, рядом со мной появляется и говорит, что какая-то древность ей открыла, что ты к ночи тут появишься. – Михаил усмехнулся, щелкнул по корпусу фонаря. – Расскажешь, зачем ты весь день от нас в этом овраге прятался?
Они вышли на край леса. Рядом на поле кругом стояло несколько телег и пара весьма дорогих фаэтонов. Горели костры, пахло чем-то вкусным, в воздухе звучали гитарные переборы. Фёдор замедлил шаг, почувствовав теплое, живое дыхание цыганской жизни – простое, шумное, настоящее.
Михаил махнул кому-то рукой:
– Ромалэ, неси еду. С дороги люди, покормить надо. – Потом обернулся к Фёдору и Анне: – Добро пожаловать к нашему костру.
– Меня, наверное, тоже ищут, – сказала Анна.
– Искали, – кивнул Михаил. – Я же сперва подумал, что дело молодое, и пропал наш Фёдор у красавицы в гостях. Нашел адрес в справочнике, послал туда мальчонку. А там какой-то господин, высокий, с тонкими усиками и одетый франтом, тоже Анну Петровну спрашивает.
– Ой, это из газеты, – Анна нахмурилась
– Парень тоже так решил, – продолжил Михаил, – и чтобы успокоить, сказал тому сударю, что вы у нас, репортаж о жизни цыган пишете. И ведь не соврал, шельмец! Вы, и правда, у нас!
– Я две ночи дома не была, а под утро с цыганами вернусь. Что люди подумают? – Анна вздохнула.
– Я вашего редактора знаю, – успокаивающе махнул рукой Михаил. – Мы у Павла Михайловича не так давно в доме играли – музыкальный вечер был. Очень душевный человек, умный. Да и память у него хорошая – если надо, передам привет и замолвлю словечко.
Фёдор сидел на мешке, протянув к костру уставшие ноги. Михаил подошел и протянул Анне пальто, а Фёдору старую шинель.
– Накиньте, вечера уже холодные, а нам тут до утра быть. Ночью мы лошадей через поле не поведем.
Он сел между ними и протянул Фёдору фляжку с коньяком.
– Ну, рассказывай, где пропадал, да так, что тебя даже Евдокия найти не смогла.
– Где был, рассказать не могу, не моя это тайна, а вот что было перед этим – есть история. Она и вам интересна будет.
– Понимаю, вы, ведуны, мешкаро, про свои дела всегда только полслова говорите.
– Мы рядом с Арбатом были, когда на нас навья напала.
– Умертвие? В самой Москве? – Михаил оторопел, взял из рук Фёдора фляжку, сделал глоток и, не глядя, протянул Анне. Та настороженно приняла.
– Оно самое. И я смог узнать, что вызвал ее уже известный нам Марко.
– Ты погоди пока про него. Старики говорили, что навьи это не просто мертвяки, это память о боли. Или о зле. Страшное дело, если эта тварь по Москве бродит.
– Уже не бродит, – Фёдор усмехнулся.
– Силен, – Михаил посмотрел на него с уважением. – Значит, говоришь, колдун тот, что Маришку привораживал, еще и такой чернью занимается?
– Выходит так. Правда, я не уверен, что он специально ее вызывал.
Михаил покачал головой, потянулся к огню, подбросил ветку. Пламя треснуло и снова затихло.
– Ага. Сделать хотел козу, а получил грозу, – пробормотал он. – Только то, что он там хотел – это уже никого волновать не будет, если от молнии дом сгорит.
Фёдор не ответил. Он смотрел в огонь, будто что-то еще видел в танце языков пламени – не прошлое, не будущее, просто что-то за гранью слов.