Георга чаще интересовали даже не сами истории и их сухое изложение, а переживания, испытываемые ею в тот момент.
Доискивался, что чувствовала, о чём думала, долго ли сохранялись возникшие эмоции. Что именно помогло избавиться от негатива. Раздражался, если уклонялась от ответов. Не отставал, не давал замкнуться в скорлупу. Надоедал, тормошил, требовал говорить.
Юле волей-неволей приходилось сосредотачиваться, отодвигать унылые мысли и погружаться в рассказ. Подбирала слова, строила предложения, освежала полузабытые дни, образы. Мысленно возвращалась в прошлое, в радостные и грустные воспоминания. Воскрешала настроение, которое наполняло в то время.
И это работало! Помогало отвлекаться от сегодняшнего дня, выводило из состояния апатии.
С тайным замешательством она признала, что злейший враг явился самым внимательным и сопереживающим слушателем. Он единственный, кому была чрезвычайно интересна вся её бесхитростная жизнь.
С недоумением и тревогой прислушалась к странному чувству, похожему на благодарность, кольнувшему сердце.

Перебрав множество тем для общения, Георгий, наконец, понял, что именно вызывало в Юле самый горячий отклик. Зажигало огонь, отодвигало на задний план реальность и отвлекало от тяжёлых дум.
Обычно узница без вдохновения отвечала на его вопросы. Скупыми фразами, стараясь отделаться несколькими предложениями в пределах того, насколько он любопытничал.
Но когда начиналась это повествование, не нужны были наводящие подсказки.
Юля самозабвенно, с упоением, азартом и бесконечно долго могла говорить о своём любимом человеке.
Речь шла о самом главном, красивом и дорогом, что было в её жизни – о любви!
И она не скупилась ни на эпитеты, ни на восторги. Это событие было самым значительным и потрясающим чувством, испытанным ею.
Юля по-ребячески гордилась обожаемым другом. Она вспоминала, говорила, хваталась его поступками. И с презрением смотрела на застывшее в саркастической гримасе лицо Георгия.
Это озабоченное животное, надругавшееся над ней, должно знать, какие на свете существовали мужчины: настоящие, возвышенные, благородные! Не чета ему.
Пусть поймёт и ужаснётся, насколько непреодолимая пропасть такого недочеловека, как он, отделяла от тех, кто заслуживал уважения.
У тюремщика не было никакого, даже отдалённого сходства с её совершенным избранником. Ни внешне, ни по моральным качествам.

Георга эта тема тоже задевала за живое.
Он с особым пристрастием и интересом расспрашивал Юлю о её ненаглядном. Страстно хотел понять этого странного, на его взгляд, мужчину.
Придирчиво и недоверчиво уточнял мельчайшие подробности отношений. Чуть ли не по минутам выспрашивал их действия при встречах.
Ёрзал, подскакивал и всем несдержанным темпераментом ревниво реагировал на дифирамбы, которыми она награждала своего бесценного дружка.
Усмехался, удивлялся, громко хохотал или молча ехидно покачивал головой. Многозначительно и насмешливо поднимал брови.

Юлю злорадно веселили эти проявления. Не желая давать в обиду московского друга, требовала почтительного отношения к нему. Пригрозив, что ничего не будет рассказывать, если тюремщик считал, что у него было право критиковать этого человека.
Георг, посмеиваясь, с издёвкой подыгрывал ей при упоминании имени возлюбленного. Паясничая, складывал ладони, как для молитвы. Поднимал глаза к небу, принимал кроткую благоговейную позу.
Эмоции переполняли его. Пленница открылась в совсем новом свете.
Он сокрушённо и язвительно вздыхал, цокал языком: