Изумлённо, широко распахнувшимися глазами уставилась на него:
– Я… я хочу… домой. Я не хочу до лета тут, – губы задрожали.

Оконфузившийся Георг тихо выругался, коря себя за оплошность. Растерянно походил по комнате и осторожно присел возле неё. Легонько погладил по пальцам.
Мягко спросил, заглядывая в удручённое лицо:
– А лыжи? Лыжи ты любишь? – не дожидаясь ответа, подошёл к окну.
С неудовольствием окинул взглядом небольшой двор. Поморщился, сокрушённо цокнул.
С досадой понимая, что кататься на лыжах, как, впрочем, и на велосипеде, негде. А за территорию, огороженную забором, сам её не выпустит.
– Санки! Как снег выпадет, горку сделаю, – и осёкся, чертыхаясь и злясь на себя. Это уж совсем глупо, она не ребёнок.

Её апатичное состояние всё больше не нравилось Георгию.
Дабы Юля не молчала, не замыкалась в себе и в угнетающих мыслях, требовал, чтобы она уходила в свою темницу только на ночь. А основную часть суток проводила наверху, у него на глазах.
И не давал ей покоя. Твёрдо и настойчиво выводил из состояния оцепенения, заваливая совместными делами. Тормоша бесконечным трёпом.

Юлю озадачивала дотошность, с которой он дознавался о её жизни. Лез в душу, выпытывая о прошлом, настоящем. Будто издеваясь, любопытствовал, каким представляет своё будущее.
«Какое твоё дело? Каким-каким: замечательным! Ещё бы не попадались на пути поганцы, подобные тебе, оно было бы шоколадным. Любознательный, однако. Может, ещё и планами побега поделиться?» – угрюмо рассуждала про себя.
Поначалу отвечала как попало, лишь бы он отвязался. На ходу сочиняла никудышные байки, небрежно врала, убеждённая: Георг лез с расспросами, чтобы сотрясать воздух. Не вникал и не следил за словами.
Но она ошиблась. Он слушал внимательно и критично, не пропуская ни одной детали, запоминал всё. И возмутился до настоящей злости, когда в очередной раз поймал на обмане. В повторном пересказе её монолог прозвучал по-другому.
Юля оторопела, никак не ожидала, что он сможет уличить её во лжи. Поразмыслив, решила: намного проще говорить правду. Враньё – тяжкий умственный труд. Это сложно. Надо напрягаться, активировать мозг, помнить каждую фразу, следить за жизнеподобием, логичностью.
Зачем? Ей нечего скрывать. Раз ему интересно, пусть вкушает её реальные истории.

Георг выспрашивал и с прилежностью отличника внимал рассказам о детстве, школе, родном городе, из которого она уехала несколько лет назад. Об отношениях с матерью, родственниками. Об увлечениях. О том, куда ходила, как проводила время. О Москве, друзьях, работе.
На полном серьёзе вникал во всё. И скоро начал разбираться в друзьях, тётях, дядях и кузинах, будто знал их лично. Иногда запутывался, тогда уточнял, переспрашивал, просил повторить.
Юля саркастично усмехалась: будто заучивал, готовясь к экзамену.

У него обнаружилась удивительная способность заставить её по-новому смотреть на то, что раньше считала однозначным и непоколебимым. Георгий давал иную оценку событиям.
На некоторые инциденты, случившиеся с ней, её знакомыми или даже в мировом масштабе, благодаря его неожиданному истолкованию, изменила взгляд.
Он преподносил всё настолько нешаблонно и умел так точно разложить по полкам факты, что становилось ясным: именно это видение и являлось самым объективным и верным.
Сумел этим удивить и вызвал небольшое уважение. Хотелось знать его мнение о многих других спорных случаях.
Но ни о чём не спрашивала. Проявить любопытство и по своей инициативе заговорить с ним казалось равносильным предательству себя.