Причину идиотского упрямства Юля не понимала и её душило отчаянье. Почему он так делал? Что у него в голове? Может, планировал переслать, передать дальше? Продать? Или ему нужен выкуп?
Но он знал, что больших денег у пленницы не было и заплатить за неё некому. И давно бы озвучил это условие.
Создалось странное впечатление, что нужна ему как домашняя зверушка, питомец. Лишь бы была рядом.

18. Глава 18. Не чета тебе!

– Я уеду ненадолго. Что тебе привести? Что любишь? Может, вкусненького чего-нибудь: фрукты, конфеты, тортик? Или развлекательное что-то? Книгу, вышивку? Бисер, вязание? Что вам, женщинам, нравится? Фильмы загружу новые, будешь смотреть? Чем занималась в Москве? – надоедливо пытал её Георг перед каждым выездом из дома.
Юля закатывала глаза: достал! Равнодушно отворачивалась, безразлично и холодно качая головой. Ничего не надо. Язвительно хмыкала про себя: «Раскраски привези».
Любая его забота вызывала ещё большее отторжение. Протест, желание поступать наперекор.
Она испытывала мстительное удовлетворение от возможности не дать ему проявить благородство.
Хоть как-то морально царапать, показывая, что всегда будет отметать любые побуждения человечности с его стороны.
Чтобы знал: каждый его добрый порыв будет неизменно отклонён. И тоже чувствовал унижение, обиду. Всё то, чем одарил пленницу.
Он – ничтожество, животное. И у него не было шанса проявить себя человеком.

Но Георг будто не замечал презрительного фырканья и гордых отказов. Снова и снова, как несдвигаемая скала, вырастал перед ней. С невозмутимым видом, чуть прищурившись, окидывал пытливым взглядом.
Глупый. Надеялся увидеть что-то новое?
Широко расставив ноги, небрежно закладывал руки в карманы и преграждал дорогу, подходя вплотную. Чуть ли не втыкался своим пузом! Нависал над макушкой так, что его глубокое дыхание поднимало выбившиеся из общей массы волоски и скользящим теплом противно щекотало Юлино лицо.
Специально это делал? Дул на неё?
С высоты своего роста рокочущим басом в очередной раз интересовался, чем её можно порадовать.
От этой позы и вопроса по пленнице спускалась и укатывалась вглубь организма рождающая дрожь волна.
Он безумно раздражал, доводил до белого каления непобедимым упорством. Юле требовалось время, чтобы сконцентрироваться и взять себя в руки.
Она сдвигала брови, злилась и возмущённо закипала про себя: «Какое незамутнённое разумом скудоумие и толстокожесть! Интересно, гуманоид догадывается о существовании интимной дистанции, которую не положено нарушать постороннему человеку? Неприлично подходить так близко. Во-первых, это неприятно. А во-вторых, пугает. И не надо спрашивать одно и тоже. Уже ответила. Настолько непрошибаемый пофигист, что ничем не пронять? Или всё понимает, но нагло игнорирует отказы, считая их временным дамским капризом. Думает, что я поблажу, поломаюсь и, в конце концов, куплюсь, как продажная дешевка, на подарки. Не нужны и до тошноты противны его убогие милостыни и грошовые потуги подлизаться».

Как-то после выматывающих допытываний о занятиях на свободе, Георг обрадовался:
– Любишь кататься на велосипеде? – воскликнул, довольно потирая руки. – Хочешь, куплю тебе?

Прямо-таки загорелся от понравившейся идеи. Юля, не веря ушам, с ужасом переспросила:
– Велосипед?! Вы купите мне велосипед?
– Ну да! Будешь гонять на нём.
– Но велосипед… Это же… он же летом, – тоскливо произнесла узница, с оторопью осознавая, насколько её представления о предполагаемом времени заточенья разнились с планами тюремщика.