Одновременно с разочарованием от бесплодного ожидания пропало желание двигаться, просыпаться по утрам.
Страх, больше не подкрепляемый враждебными действиями Георгия, притупился.
На смену обессиливающей тревоге и отчаянию пришли равнодушие и опустошённость. Исчез интерес к жизни.
По ночам Юлю будил повторяющийся, изнуряющий кошмар.
Снилось, что мчится. Изо всех сил, не разбирая дороги, круто вниз, под уклон.
Огромными шагами, падая, ранясь в кровь. Цепляясь за кусты. Задыхаясь. Разрывая лёгкие от скорости и отчаянного беззвучного крика.
Одинокая, маленькая, беспомощная перед настигающей огромной враждебной мглой.
Чужеродная сила беспощадно и неотвратимо настигала. Засасывала и поглощала увязшее, перестающее двигаться тело и… всё. Мрак. Пустота.
Узница просыпалась от невозможности дышать, кричать и шевелиться. С гулко бьющимся сердцем, отдающимся отупляющим звоном в ушах и полным ощущением реалистичности тяжёлого бреда.
Через несколько секунд вспоминала, как надо дышать, двигаться.
Ненасытно втягивала в сжавшееся горло воздух. Резко садилась в кровати, прижимая руки к вздымающейся груди.
Через время границы сна и яви разделялись. Она успокаивалась, пульс приходил в норму.
Потом долго лежала с облегчением осознавая, что это был всего-навсего страшный сон.
Но сегодняшняя действительность ненамного отличалась от привидевшегося бреда.
С собой из тёплых вещей у Юли имелась только тонкая короткая курточка. Подходящей для холодов её можно было назвать с большой натяжкой.
В сумке для путешествий в основном лежали футболки, лёгкие платья и брючки, предназначенные для пляжного отдыха. И летние кроссовки. Пока в них можно было гулять по двору. Но для хождения по скользкому снегу их подошва не годилась. А он скоро должен выпасть, судя по меняющейся погоде и ожидаемого серьёзного понижения температуры.
Шкаф в её комнате возвышался доверху забитый старой одеждой. Ношеной, но чистой, отутюженной, аккуратно сложенной.
Юля несколько раз ныряла в него, перебирая вещи, ища что-нибудь пригодное для улицы. Но одежда не подходила по размеру. Её покупали крупной, высокой женщине. Наверное, матери тюремщика. Фасон и расцветки больше шли человеку в годах, чем современной девушке.
В сотый раз кисло перетряхнув барахло, пленница пригорюнилась: «Беспросветно! Ничего подходящего. И без того тошно на душе. Ещё и сидеть в доме безвылазно?»
Тоскливо покружила вокруг кучки габаритного тряпья. Иных вариантов не намечалось, поэтому скрепя сердце, подобрала одежду из имеющегося гардероба.
Не отказываться же от прогулок. В нынешнее убогое существование они привносили хоть какое-то подобие разнообразия.
Выбрала чёрную кофту. Тёплую, связанную из качественных шерстяных ниток.
Огромную. В неё, наверное, можно было завернуться два или три раза. Два-то точно. На третий оборот сантиметров пятнадцати не хватало.
Такую же безразмерную непромокаемую курточку.
Юля покрутилась вокруг себя, по-птичьи размахивая полами. Саркастически хохотнула: «Отлично!
Замечательный наряд для огородного пугала».
Внешний вид пленницы, красота и удобство одежды, похоже, не интересовали Георгия.
Но за тем, чтобы она не мёрзла и тепло одевалась при выходе из дома, следил строго и придирчиво. Если что-то не устраивало, безапелляционно требовал одеться по-другому.
Возражения не слушал. Морщась и отворачивая лицо, чтобы прекратить протесты и не встречаться с её страдающими глазами, брал за запястье, спускался в подвал, подводил к шкафу и тыкал: надеть это и это.
Несколько раз в первое время Юля по наивности пыталась спорить и отстоять облюбованные тряпки.